Есть только миг. Олег Анофриев

не брать меня на небольшую роль в этом фильме, сказав ему, что я певец, а не актер.

      Я был популярен и востребован; он был талантлив и никому не нужен.

      Он уговорил взять его на мои гастроли, чтобы хоть немного заработать на жизнь, обещал не пить, и, надо сказать, сдержал слово, хотя в концерте был совершенно излишен.

      В последний день напился как сапожник. Наговорил мне кучу гадостей, опоздал на самолет, и только благодаря мне задержали рейс, и мы вместе вернулись домой.

      Благодарности я не ждал – я знал его.

      Более того, если бы он попросил прощения, я бы его запрезирал.

      Но он даже не понимал своей вины. За это я любил его.

      Прошли годы. Он стал знаменит. Любим публикой и признан властью.

      Роли, звания, любовь женщин – все было у него. Он стал меньше пить. Посолиднел, поседел. Перестал звонить мне, да и я никогда не докучал ему своим вниманием.

      Но в состоянии тяжелой депрессии он звонил только мне – знал, что я никогда не смешивал два понятия: актер и человек. Знал, что люблю его за талант, который давал ему право быть негодяем в поступках и оставаться большим актером, общаться с которым и в жизни, и на сцене было так прекрасно!

      И в этот раз раздался звонок, и в трубке раздался скрипучий голос моего друга:

      – Привет… живой? А я умираю… что делать-то?

      – Бери такси – и ко мне.

      – А денег-то нет…

      – Но у меня есть.

      – А выпить?

      – Пока доедешь, куплю.

      Звонок. Открываю.

      – Все-таки ты человек…

      На столе шампанское. Закуска не нужна. Будем только пить и читать стихи.

      Потихоньку приходит в себя.

      Руки уже не дрожат.

      Появляется вальяжность и нагловатость. Похотливо смотрит на дочь, которая пришла из школы.

      Устало поднимается:

      – Денег на такси нет…

      Даю денег и бутылку с собой: без этого не уйдет.

      Смотрит на дочку и говорит:

      – Нос у нее длинный. Совсем на тебя не похожа. Уверен, что твоя?

      – Уверен… уверен… чеши домой, проспись.

      Через пару дней встречаемся на киностудии.

      Проходит мимо с кем-то из великих, не замечает – боится, что потребую деньги за такси.

      Арбат

      Он шел по Арбату и удивлялся всему тому, чего не было в прошлом: и новым кафе, и памятнику Окуджаве, броским, вызывающим названиям заведений и тому, что старый Арбат выглядел как дешевая декорация «Мосфильма».

      Почему-то подумалось: старый Арбат…

      А разве есть новый? Нет никакого нового; есть проспект Калинина, который кипит и дымится на развалинах забытых домов и переулков, примыкавших к Арбату. И есть Арбат его детства, юности, первой любви и славы, и в голове вертелись строчки песенки, которая совсем недавно вошла в его новый альбом:

      И память мою затуманить нельзя,

      И грезы мои никогда не растают;

      Ты в жизни моей, словно путь в небеса,

      Где все, кто с Арбата, как птицы летают,

      Мой старый Арбат…

      А