Воскресший из мертвых. Майю Лассила

те из презрения не ответили на этот вопрос. Только Нуутинен коротко буркнул приставу, чтоб тот записал в книгу:

      – Как обычно.

      Эту короткую фразу Нуутинен произнес высокомерно и в своем гневе даже не взглянул на Ионни.

      Но вот в комнату вошел полицмейстер. Он только сегодня вступил в эту должность и решил испробовать новейший способ, по которому нетрудно будет и впредь узнавать задержанных преступников. Взглянув на странно одетого Ионни, полицмейстер приказал сделать на бумаге отпечатки его пальцев.

      Ионни почему-то заробел от этого дела и даже спрятал руки за спину. Уж слишком необычайна была процедура. Он впервые столкнулся с ней и поэтому проявил нерешительность.

      – Руки давай сюда! – гаркнул обозленный Нуутинен.

      Но Ионни с недоверчивостью быка уставился на бумагу.

      – А это какая же бумага? – смущенно спросил он. Нуутинен надменно и презрительно ответил:

      – Да не сожрет она твоих пальцев!

      Выхода не было. Полицейский угрожал. Ионни с сомнением почесывал свой затылок и, все еще боясь бумаги, подозрительно поглядывал на нее. Но тут Нуутинен с силой схватил его руку и прижал концы пальцев к бумаге. Потом сухо и коротко буркнул:

      – Теперь можешь убираться к дьяволу!

      Ионни ушел.

      2

      Кроме коммерции советника Лундберга и младшего полицейского Нуутинена, у Ионни за пределами артели имелась еще одна знакомая. Грузчики называли ее колбасницей Лизой. Она была базарная торговка. Продавала колбасу.

      Все грузчики покупали колбасу именно у нее. Это была толстая, дородная женщина, похожая скорей на барыню, чем на торговку.

      Между нею и Ионни шел постоянный спор, который не позволял установить, что это – любовь или ненависть.

      Ионни вечно отпускал какую-нибудь шуточку по ее адресу. Это сердило ее. И тогда она в свою очередь принималась ругаться. Так поддерживались их своеобразные отношения уже много лет. Иной раз грузчики для потехи намекали Лизе, что Ионни метит в ее женихи. Эти намеки совершенно выводили ее из себя.

      Но Ионни, как известно, был легкий человек, и он не утруждал свою память излишними воспоминаниями о полученных обидах. Вот и сейчас, выпущенный из полицейского участка, он, облаченный во фрак, приплелся к столу Лизы покупать колбасу.

      Лиза еще не видывала его в подобном одеянии и поэтому, сразу же вспылив, начала кричать на него в присутствии других грузчиков:

      – Это какого же черта ты еще задумал?

      Но Ионни не обиделся за такую встречу и даже сделал ей комплимент по поводу ее полноты:

      – Нет, Лиза, про тебя нельзя сказать, что ты барыня. Ты прямо настоящая попадья.

      Он сказал это в шутку и даже с оттенком некоторой лести, но Лиза буквально разъярилась от этих слов. Она с бранью сказала:

      – А ты сам-то как выглядишь перед господом богом?!

      Эта библейская фраза, сказанная ею в запальчивости, взволновала ее собственное сердце, и она с ожесточением крикнула:

      – Босяк ты, а не человек!

      И, сердито перебирая