Рассказы о пилоте Пирксе (сборник). Станислав Лем

Верх, низ, стороны – ничего не осталось. Он силился припомнить, где потолок. Но что думать о потолке, если нет ни тела, ни глаз?

      – Сейчас, – сказал он себе, – наведем порядок. Пространство – размеры – направления…

      Слова эти ничего не значили. Он думал о времени, повторял «время, время», будто жевал комок бумаги. Скопление букв без всякого смысла. Уже не он повторял это слово, а некто другой, чужой, вселившийся в него. Нет, это он вселился в кого-то. И этот кто-то раздувался. Распухал. Становился безграничным. Пиркс бродил по непонятным недрам, раздулся, как шар, превратился в немыслимый слоноподобный палец, весь стал пальцем, но не своим, не настоящим, а каким-то невероятным, неизвестно откуда взявшимся. Этот палец обособлялся, становился чем-то угнетающим, неподвижным, сгибался укоризненно и вместе с тем нелепо, а Пиркс, сознание Пиркса возникало то по одну, то по другую сторону этой глыбы, неестественной, теплой, омерзительной, никакой…

      Глыба исчезла. Он кружился. Вращался. Падал камнем, хотел крикнуть. Глаза, округлые, вытаращенные, наступали на него, расплывались, когда он пробовал им сопротивляться, распирали его изнутри, словно он резервуар из тонкой пленки, готовый вот-вот лопнуть.

      И он взорвался…

      Он распался на независимые друг от друга куски темноты, которые парили, как беспорядочно взлетевшие клочки обуглившейся бумаги. В этих мельканиях и взлетах было непонятное напряжение; усилие, будто при смертельной болезни, когда сквозь мглу и пустоту, прежде бывшие здоровым телом и превратившиеся в бесчувственную стынущую пустыню, что-то жаждет в последний раз отозваться, дотянуться до другого человека, увидеть его, прикоснуться к нему.

      – Сейчас, – удивительно четко произнес кто-то, но это шло извне, это был не он. Может, какой-то добрый человек сжалился и заговорил. С ним? С кем? Где? Но ведь он слышал! Нет, это был не настоящий голос.

      – Сейчас. Другие-то выдержали. От этого не умирают. Нужно держаться.

      Эти слова повторялись, пока не утратили смысл. Опять все расползалось, как размокшая серая промокашка. Как снежный сугроб на солнце. Его размывало, он, недвижимый, несся куда-то, исчезал.

      «Сейчас меня не будет», – подумал он вполне серьезно, ибо это походило на смерть, а не на сон. Только одно он знал еще: это не сон. Его окружали со всех сторон. Нет, не его. Их. Их было несколько. Сколько? Он не мог сосчитать.

      – Что я тут делаю? – спросило что-то в нем. – Где я? В океане? На Луне? Испытание…

      Не верилось, что это испытание. Как же так: немного парафина, какая-то подсоленная вода – и человек перестает существовать? Пиркс решил покончить с этим во что бы то ни стало. Он боролся, сам не зная с чем, будто приподнимал придавивший его огромный камень. Но не мог даже шелохнуться. В последнем проблеске сознания он собрал остатки сил и застонал. И услышал этот стон – приглушенный, отдаленный, словно радиосигнал с другой планеты.

      На какое-то мгновение он почти очнулся, сосредоточился – чтобы впасть в очередную агонию, еще более мрачную, все разрушающую.

      Никакой