Кукушка. Дмитрий Скирюк

и вскоре нахлебавшийся воды испанец, кашляя и задыхаясь, показался на поверхности. Он был без каски, лицо побелело, глаза закатились. Его положили на мостовую и стали откачивать, но Фриц этого уже не видел. Протолкавшись до лохани, где ревела и барахталась девчонка, он попытался вытащить её, но только сам перемазался. Тут, как из-под земли, рядом возник Карл Барба. Возник, увидел торчащие из синьки детские ножки в полосатых чулках и переменился в лице.

      – Dio mio! – вскричал он, бросил зонт, запустил руки в лохань и в одно мгновенье вытащил оттуда девочку. С неё текло, кудряшки слиплись, под густыми синими разводами не различить лица.

      – Как тебя угораздило? – воскликнул бородач.

      – Не сейчас, господин Карл, не сейчас! – замахал руками Фриц, подпрыгивая на месте. – Бежимте! Бежимте отсюда!

      – Scuzi? А! Да-да, ты прав. – Кукольник пребывал в ошеломлении. – Следуй за мной!

      – Куда мы идём?

      – В гостиницу.

      Теперь их никто не преследовал. Придерживая девочку под мышкой, как котёнка, Карл-баас быстрым шагом шёл по самым тёмным переулкам, Фриц едва за ним поспевал. Октавия уже не плакала, только хныкала и размазывала слёзы. Идти она могла: один её башмак упал в канал, другой остался в злополучной лохани.

      Лишь в гостинице они слегка пришли в себя. По счастью, был тот промежуток времени между обедом и ужином, когда все предпочитают заниматься собственными делами или спать, а не глазеть по сторонам, поэтому их появление прошло незамеченным. Вести девочку в бани кукольник поостерёгся – народ с площади мог их узнать, и затребовал бадью и мыло прямо в комнату. Несмотря на бурные протесты, Октавию раздели и стали оттирать мылом и мочалкой.

      Синему платью синька повредить не могла. Пятна с кожи обещали сойти. Но в остальном…

      – Ой, – невольно сказал Фриц, когда девчоночья головка вынырнула из полотенца. – Твои волосы…

      – Что? – перепугалась та, схватившись за голову. – Что с моими волосами? Да скажи же!

      – Они голубые!

      Некоторое время царила тишина. Карл Барба отступил на шаг и склонил голову набок.

      – Гм, – сказал он, прочищая горло, и поправил очки. – Действительно, необычный цвет для волос. Я бы даже сказал – весьма необычный.

      Октавия вытянула в сторону одну прядку волос, другую, скосила глаза туда-сюда и залилась слезами.

      – Как же… как же я теперь?

      Фриц и Карл Барба переглянулись и замялись.

      – Ну не знаю, – неуверенно сказал бородач. – Наверное, со временем краска должна сойти. Но у нас нет времени! Нам надо срочно уходить из города или, по крайней мере, переселиться в другую гостиницу, подальше. Бельё, чулки и башмаки мы тебе добудем новые, но с волосами надо что-то делать – так ты слишком приметна. Можно попробовать их обстричь…

      Не дав ему договорить и не переставая плакать, Октавия зажала ушки ладонями и затрясла головой так, что капли полетели во все стороны.

      – Хорошо, хорошо. – Кукольник выставил вперёд