В поисках русской мечты. Александр Проханов

А.С. Пушкина «Михайловское» Георгий Василевич

      Александр ПРОХАНОВ. Георгий Николаевич¸ мне кажется, что есть Пушкин петербургский, состоящий из гранита, дворцов, державной мощи, блеска залов и грома, шума балов… А есть Пушкин псковский. И это нечто другое – нежное, возвышенное, связанное с укладом, с усадьбой, с природой. Как вы чувствуете это разделение, как Вы чувствуете Пушкина псковского?

      Георгий ВАСИЛЕВИЧ. Мы не просто чувствуем, Александр Андреевич, мы знаем, что здесь Пушкин совершенно другой. И мы говорим о нём как о том, кто присутствует в жизни Михайловского до сих пор самым естественным образом. Хотя бы потому, что могила Пушкина, которая находится в двух километрах от Михайловского, не только подводит черту прожитой жизни поэта, но эта могила – она ещё и место, с которого начинается его посмертная жизнь. Посмертная жизнь среди нас, вместе с нами до сих пор постольку, поскольку мы готовы считать Пушкина своим учителем, другом.

      Вот однажды на могиле Пушкина я увидел плачущую женщину. Всегда хочется подойти и спросить, может быть, чем-то помочь. Спросил. Она улыбнулась, сказала: «Я плачу не потому, что мне плохо. Я прихожу сюда не первый год. Это – единственная могила, которая у меня осталась. Так получилось, что все мои родные, все люди, на могиле которых я хотела бы побывать, находятся так далеко, что я не могу этого сделать, или могилы их неизвестны. И я прихожу к Александру Сергеевичу, чтобы вспомнить его и вспомнить их одновременно».

      И я вдруг понял, что мы вполне могли бы носить ещё и второе отчество – Александровичи, просто по праву причастности к Александру Сергеевичу, к его слову.

      Почти 200 лет тому назад он приехал сюда впервые, зная об этом месте, что оно есть, но не представляя себе, что это такое. И вдруг глаза его распахнулись. Холмы, луга, потрясающий, к тому времени уже достаточно старый, парк, ощущение того, что ты дома, что это твоё, родное… И впервые здесь он увидел ту жизнь, которая сильно отличалась от подмосковной и наверняка очень отличалась от петербургской. Здесь он понял, что есть народ, что есть простые слова, которыми описывается жизнь повседневная, что есть незаметный повседневный труд. И здесь, наверное, было одно из потрясений, давшее нам «Бориса Годунова»: что история начинается не вчера, а в древних и старых русских временах. И строки «Руслана и Людмилы», и строки, рассказывающие о временах Бориса Годунова, они про это место. То есть вся русская история укладывается в эти места, она здесь живёт. Более того, мне кажется, что в какой-то момент Александр Сергеевич понял, что он не только за свой талант отвечает. Он отвечает за поколения, поколения и поколения русских людей, что прожили жизнь безымянными пахарями, воинами, учёными, монахами и оставили после себя некую живую ткань нашей истории, которая, однако, не названа. А назвать её бывает дано редкому человеку…

      Александр ПРОХАНОВ. Вы имеете в виду жизнь простонародья?

      Георгий ВАСИЛЕВИЧ. Да. Ведь здесь умирали поколения крестьян, здесь умирали поколения воинов, которые защищали нашу Родину.