Большая книга ужасов – 79. Мария Некрасова

пахнущая тряпкой, принялась лепить килограмм пластыря на мою больную руку. Потом она достала свежий катетер и стала дырявить мне другую руку. Она попала не с первого раза, но я все стерпела.

      Когда она закончила, я спросила: «Где все?» – но она опять отмахнулась. Кажется, она не понимала меня. Или не хотела понимать.

      Физраствор бежал по трубочке, и у меня опять все плыло перед глазами. В лодке, что ли, простудилась или ночью в машине? Какая теперь разница, когда меня лечит женщина, пахнущая тряпкой и Лысого рядом нет.

      Она возилась со склянками на тумбочке, я потихоньку рассматривала ее лицо. Я наконец поняла, что меня пугало: она выглядела неживой! Однажды Лысый приносил нам резиновые маски, которые надевались на голову чулком. Мы носились по школе, изображая кто старуху, кто старика, кто непонятную кикимору. Вот женщина, которая пахнет тряпкой, – она была будто с ног до головы в таком костюме. И маска, и руки-ноги – вся как будто неживая. И эти маленькие глаза под нависшими веками вполне укладывались в мою версию с маской. Хотелось ущипнуть за локоть и услышать, как щелкнет по коже холодная резина. Я побоялась.

      Она перехватила мой взгляд, зыркнула, и я тут же сделала вид, что рассматриваю пятно на своей простыне. Где-то в голове застучал пульс, и та ниточка, которая связывает человека с животным миром, натянулась в груди струной и дзенькнула: «Беги!» Я даже дернулась в сторону двери, но под взглядом этой женщины сделала вид, что хочу почесаться.

      – Тебе нельзя вставать, Джерри, – повторила она. Пустые пузырьки из-под лекарств торчали из ее кулака в разные стороны, как пятерня сервала с огромными когтями. – Мне надо уходить. Я могу быть уверенной, что ты опять не выдернешь капельницу и не отправишься гулять?

      Кажется, это был первый раз, когда она обратилась ко мне с вопросом. Рука со склянками уперлась прямо мне в лоб: если я сейчас кивну – обязательно задену. Они не пахли ничем таким, эти склянки, и не выглядели опасными, но мне не хотелось к ним прикасаться.

      Ее нависающие веки нависли еще больше, зашевелились седые редкие брови, на месте глаз я видела только смутный блеск будто капелек воды. Я ее разозлила. Я вжалась в подушку головой и коротко кивнула. Еле-еле, сама почти не заметила этого движения, но все-таки я задела склянку.

      Она выскользнула из пальцев и больно шмякнулась мне на руку. Женщина, пахнущая тряпкой, забрала склянку и улыбнулась:

      – Я не верю тебе, Джерри. Но я рада, что ты выздоравливаешь, раз у тебя появились силы проказничать. Я тебя, пожалуй, запру. – Отвернулась и пошла.

      Я не смела ей возражать, но у самой двери она обернулась, как будто извиняясь:

      – Пойми, тебе сейчас нужно лежать. Я не хочу, чтобы ты снова заболела. – Вышла. Хлопнула дверь. Два раза повернулся ключ в замке.

      На улице орали птицы и шумели деревья под окном. Я представляла себе, как там сейчас здорово: утром не жарко, не холодно, а в самый раз, чтобы носиться по двору и гонять мяч или рисовать новые пейзажи. Я же здесь еще ничего толком не видела. От расстройства подступали