Два зайца, три сосны. Екатерина Вильмонт

не дашь мне спокойно поесть!

      – Ты что, жрать собралась?

      – Именно!

      – Счастливая, а мне кусок в горло не полезет!

      – А если эта Роза страшней торпедной атаки?

      – Еще хуже…

      – Почему?

      – По кочану! Тогда я буду мучиться, что он в ней нашел…

* * *

      Мы сели так, чтобы обе могли видеть Гришин столик, но не бросаться ему в глаза. Роскошные Леркины волосы мы убрали под мою новую шляпку. Лерка принципиально не носит головных уборов.

      Я стала листать меню, хотя в «Пушкине» всегда беру одно и то же – полпорции суточных щей и бефстроганов.

      Лерка заказала себе полусырого тунца.

      – Явился, не запылился, – прошипела она.

      – Роза не пришла, что ли?

      – Откуда я знаю? Может, она должна прийти прямо сюда… Хорошо бы она его продинамила.

      – Не пялься так, он может почувствовать…

      – О, Роза! – раздался возглас. Мы обе повернулись в ту сторону. К Гришке подошел мужчина не первой молодости. Гришка вскочил, и они обнялись.

      – Привет, старик!

      – Привет, Роза!

      Меня стал душить смех. Лерка сидела с открытым ртом.

      – Что это такое? – прошептала она. – Он что ли голубой? Почему этого здоровенного мужика зовут Розой?

      – Скорее всего это кликуха, на голубых они совсем не похожи, скорее уж на друзей детства.

      – Ты уверена? – пристыженно пробормотала Лерка.

      – В чем?

      – Ну, что они не…

      – Голову на плаху не положу, но руку на отсечение дам.

      – О господи! Но почему же Роза?

      – Может, он Розов или Розенблюм… Или, предположим, он в детстве мечтал о дальних странах и в тетрадках рисовал розу ветров…

      – Господи, ну и фантазия у тебя! Ты уж небось ему биографию сочинила.

      Все вышло вполне удачно. Гриша сидел спиной к нам.

      – Олесь, я сбегаю вниз, приспичило, а ты когда я буду возвращаться, подай мне знак…

      С этими словами Лерка побежала к выходу. Какая она изящная и красивая. А сколько ей пришлось намыкаться, пока она не встретила свое «счастье». Вот и боится за него…

      Тут мне подали щи, аккуратно сняв с горшочка легкое пропеченное тесто. Я никогда не могла устоять и не съесть эту вкусноту. А Лерке подали какие-то воздушные листья. Черт, как хорошо не бояться за свое счастье, как вкусно…

      – Жрешь? – с завистью спросила Лерка. – А там между прочим… Не хочу тебя огорчать, но там…

      – Что?

      – Я в гардеробе видела Миклашевича… с бабой. Они уже уходили.

      – И что?

      – А тебе уже наплевать, да?

      – Да! С высокого дерева! А если ты думала, что не наплевать, зачем сказала?

      – О, прости, прости, я думала, что наплевать…

      – Так и вправду наплевать.

      – Честно?

      – Честнее не бывает.

      – Слушай, а я ведь толком так и не знаю, из-за чего вы расстались?

      – Из-за местоимения.

      – Из-за чего?

      – Из-за местоимения. Понимаешь, он человек, который знает только одно местоимение: Я!

      – А