Наблюдения одного лентяя. Глеб Успенский

с удовольствием исполнил эту просьбу, выучился, как рыть червей, и когда доставил, то старичок сказал:

      – Вот, брат, спасибо! Садись теперь, отдыхай!

      Я сел.

      – Д-да! – повидимому продолжая прерванный разговор, начал старичок: – теперь пусть-ко они меня поищут… Пускай!

      – Образованные – сказал мещанин с иронией.

      – Д-да! Найди-ко вот, куда отец-то необразованный ушел. Разыщи!.. Отец ведь дурак, невежа… Ну и пусть!

      – Мудрены больно, – прибавляет мещанин и вздыхает.

      Вздох этот, как оказалось впоследствии, относился к личным несчастиям мещанина.

      – Не такой я человек, чтобы кривить душой! – продолжает старичок с тем задушевным волнением в голосе, которое показывает человека мягкого и доброго. – Бедны мы? – так вы трудитесь! Что вы за королевы? Что такое «мы благородные»? Трудись! Тебе дал бог ум, а вы хвосты трепать, папироски? Нет, матушки!.. У меня, может, сердце разрывается, глядючи, как вы мыкаетесь за разными щелкоперами, – а уж душу я свою соблюду. Я поработал, нету толку, бог с вами! Живите одни!..

      – Пущай попробуют… отведают!..

      – Д-да. Сватался часовщик. Чего еще? Мало нам! «Мужик, невежа!» Ну как угодно!.. Не желаете рук марать, кусок хлеба заслужить, живите с благородными, пока держат… А грабить, да кляузничать, да пороги обивать, «дескать, помогите», – нет, этого не будет! Не такой я человек! У меня отец в остроге за правду умер; бог с вами!.. Мне от вас ничего не надо… Чтобы через ваше распутничанье места доставать? – плевать мне и на места! Тьфу! Вот они мне что… Буду вот сидеть под кустом да рыбу ловить, ничего мне не нужно… Ничего!.. Тебя как звать-то? – обратился старик ко мне. Я сказал.

      – Буду вот с Ванюшей… Ты ходи сюда. Будешь, что ль, ходить сюда?

      – Буду!

      – Мы с тобой, брат, тут как заживем-то! В золотых каретах приезжай – не поедем… Так, что ли?

      – Так.

      – Уху заварим – держись!..

      Картина была изображена старичком пленительная.

      – И отлично! – подтвердил мещанин. – Где тут кабачок у вас, почтенный? Я бы мало-мальски прихватил.

      Старичок указал и крикнул вслед удалявшемуся мещанину:

      – Больше полштофа не хлопочи. Будет!

      – Н-ну!.. – протянул мещанин и скрылся.

      В ожидании его старичок сидел почти молча и только изредка говорил про себя: «и отлично, хорошо так-то… Плевать я хотел…» Говоря так, он не спускал глаз с поплавка, как будто бы именно в нем обрел он это отличное и хорошее.

      – Ты приходи, смотри! – шептал он иногда и мне.

      Пришел мещанин. Выпили. Старик выпил умеренно, поел хлеба, перекрестился, поблагодарил и прилег на бок полежать. Удочку его с удовольствием держал я и получал указания, как поступать с ней. Мещанин все попивал по стаканчику; но лицо его было все-таки грустно. Иногда он про себя шептал: «пущай!» и выпивал еще стаканчик. Но вдруг он как-то раскис и внезапно повеселел.

      – Да что же мне-то? – воскликнул он. – И превосходно! Сяду вот тут и буду