Наблюдения одного лентяя. Глеб Успенский

выжидает ответа.

      – Не имеете… слов?

      – Авдотья Ивановна, – обращается чиновник к матери, – что им угодно?

      Мать давно уже тревожится этой беседой. Чувствуя, что дело идет не к добру, она несколько раз дергала отца за рукав, но тот ничего не замечал.

      – Оставь! Оставь пустое! – уговаривала она отца. – Что вы, Кирилл Кузьмич, на него смотрите? Кушайте, закусите, прошу покорно… Оставь ты!..

      – О боге… можете? – продолжает отец, придвигаясь к гостю: – а-а бог-ге?.. можете отвечать?

      – Что же вам угодно знать о боге? – иронически произносит чиновник.

      – Как вы сами…

      – Мне кажется, – продолжает в том же тоне гость: – довольно будет знать и того, что мы его должны бояться!

      – Боитесь?

      – Что же вас удивляет? Да, боюсь… а рассуждать мне нет времени.

      – Поч-чему? По какому случаю опасаетесь?

      – Я обязан, как всякий христианин, его бояться.

      – Боюсь… боюсь, – бормочет отец: – а-а чем он вас напугал?

      – Оставьте его, Кирилл Кузьмич! Кушайте, пожалуйста! – упрашивает матушка.

      – Чем он тебя напугал? – вдруг возвышая голос, повторил отец с настойчивостью. – Чем он тебя…

      – Нет, уж извините! – поднимаясь со стула, в гневе произносит гость: – я пойду!

      – Останьтесь, пожалуйста! Что вы?.. он всегда такой!

      – Чем он тебя напугал? Отвечай мне! – уже вопиет отец на всю комнату.

      Чиновник торопится уйти, хватает шапку, палку, прощается, и матушка не смеет удерживать его, потому что отец сел на своего коня.

      – Ах вы, мошенники этакие! Ах вы, канальи негодные!.. Д-дела у него! О бог-ге не вр-ремя ему… Стой! Где ты там, железный нос?.. Поди сюда, я тебе объясню… Эй!

      – Скотина! – прощается железный нос и исчезает.

      – Что-о! Б-бога забыл?.. Я тебя… Я тебя, каналья… Где палка? я тебе покажу!..

      Он хочет встать, но матушка не пускает его. Отец никогда не кричал на мать, хотя в ее словах и было к чему прицепиться; он остается на месте, но не перестает браниться и ругаться.

      – Ах ты, свиная щетина! Д-дела! По карманам шастать, народ пугать, а душа-то где твоя? Свинья ты скоромная!

      И потом:

      – Выели, выели из вас душу! Вынули! Как искусно выхватили-то! – любо два! Ах, так ловко! Ему все одно: бог – не бог, душа – не душа, ему одно свято – канцелярия! перо! Гнать их отсюда, стрекулистов, надо… Нет, на Дон, на Дон иду! Провались ты пропадом…

      – Спи-и! Колобродник, когда ты перестанешь! – усовещивает его мать: – Ванюшке не даешь покою.

      – Ванюшка! – кричит отец. – Не ходи, брат, в чиновники… чуешь, что ли? Не стоит того дело… Ей-богу! Все они вот что – тьфу! Слышишь, что ль?

      – Да слышим, слышим.

      – Не ходи, плюнь. Ну – спи!

      Бормотанья идут шопотом. На другой день отец мрачен и молчалив, пока не опохмелится и не войдет в колею.

      Материал ему всегда есть.

      Сидим вечером на крыльце, во дворе, все трое – отец, мать и я. Разговор идет кой о чем. На двор входит новое лицо, одна из соседок, матушкиных приятельниц.

      – Здравствуйте!

      – Здравствуйте!

      – А