Герцог из ее грез. Софи Барнс

Амелию в объятия.

      С губ девушки слетел изумленный вздох, когда герцог закружил ее в танце на секунду раньше, чем она ожидала. Глаза Амелии весело блеснули, но она тут же овладела собой и толкнула Томаса в грудь:

      – Что вы делаете?

      – А на что это похоже? – Он прижал ее крепче, наклонился и прошептал: – Я просто танцую, леди Амелия.

      Они находились близко друг к другу, не так, чтобы это считалось неприличным, но достаточно близко, чтобы герцог заметил, как на шее у девушки пульсирует жилка, напрягаясь от учащенного биения. Он вновь лишил Амелию присутствия духа, и если ее прерывистого дыхания было недостаточно, то ее неожиданные оплошности в танце это подтвердили.

      – Черт бы вас побрал, Ковентри! – Глаза Амелии пылали огнем и казались не ореховыми, а ярко-зелеными.

      Томас еще крепче прижал девушку к себе, чтобы ее шаги стали более уверенными, а возможно, и по иной причине, хоть он и не хотел об этом задумываться. Однако эти глаза! Черт побери! Томас не мог отвести от них взгляд, несмотря на то что они смотрели на него с неприязнью.

      Но сам герцог не намерен был признаваться в том, что эти глаза обладают над ним какой-то властью, хотя, казалось, они заставляли его сердце биться быстрее. Поэтому он решил сказать Амелии правду – ту самую, которую не намерен был никому открывать. Он не стал бы говорить об этом сейчас, если бы эта девушка не обладала такой властью над ним. Но поскольку герцог чувствовал эту власть, он мягко заметил в ответ:

      – Меня проклинают последние пять лет, миледи. Ваше проклятье вряд ли изменит ситуацию к худшему.

      Амелия побелела как полотно; испуганное выражение ее лица вызывало жалость. Не желая этого замечать, Томас закружил ее в танце, все ускоряя темп, отчего у них обоих сбилось дыхание. Удастся ли им когда-нибудь преодолеть возникшее между ними напряжение? Оно встало между ними каменной стеной, и Томас не был уверен, что сумеет ее разрушить. Да и вообще, возможно ли это? Он очень надеялся, что да, ведь ему так не хватало чарующей улыбки леди Амелии. Она всегда улыбалась так искренне и счастливо, что это вызывало у герцога ответную улыбку, каким бы трудным ни выдался день.

      Но казалось, что сама Амелия пока что не была настроена на примирение, и Томас вынужден был признать, что и его последние слова не свидетельствовали о страстном желании мириться. Но в действительности все было наоборот. Несмотря на свое разочарование и ее ложь, герцог отчаянно хотел, чтобы их ссора осталась в прошлом и они вновь вернулись к былой непринужденности и обмену остротами. Эта мысль не давала ему покоя, пока его мать, отбивавшая такт, не хлопнула в ладоши последний раз и они с леди Амелией не остановились. Быть может, у них все же будет возможность побеседовать наедине?

      – Матушка, – произнес Томас, подводя леди Амелию к вдовствующей герцогине, леди Эверли и леди Джульетте, – танцы нас утомили. Вы не возражаете, если мы прогуляемся по саду, подышим свежим воздухом, прежде чем я начну танцевать с леди Джульеттой?

      Вдовствующая