Вальпургиева ночь. Ксения Эшли

терёха косматая? – ответствовал щербатый уродец. – Раз уж вздумала водиться с нечистью, изволь с ними дружить, а то сваришься в котле, разведенном Кларком.

      – Драгонешти – не нечисть, они добрые ведьмаки. А Союза мне бояться нечего.

      – Сама-то веришь в то, о чем бормочешь? – Портрет прищурил и без того мелкие глазенки и захихикал. – Кто нынче сгубил урожай озимых на землях Ротерстоуна? А подпалил амбар с зерном Левенворта, а на саму матрону семейства навел такую икоту, что та уже полмесяца избавиться не может? А про Кларков я вообще молчу, у них теперь не дом, а сплошная катастрофа: все кругом разваливается, течет и падает. Не иначе твое семейство постаралось.

      – А что им оставалось делать…

      Портрет демонстративно зевнул.

      – Вот только избавь меня от пустых нравоучений, я твоих небылиц о «бедном, несчастном клане изгоев» наслушался достаточно.

      – Вот и не слушай! И я тебя тоже слушать не намерена! – в сердцах топнув ногой, Шанталь промаршировала в свою комнату, подальше от надоедливого Портрета.

      Но даже там ей не удалось избавиться от гнусного голоса:

      – А вот придется, покуда некому, кроме меня, втемяшить истину в твою пустую башку. Чтобы сказала твоя матушка, узнай, что ее любимая доченька перешла на темную сторону?

      Это уже был предел всему. Разъяренная девушка снова бросилась в кухню, также служившую в доме залом и прихожей, где висел портрет.

      – А вот маму не тронь! Не тронь маму, слышишь ты, тупая деревяшка?!

      Шанталь всегда бурно переживала, когда Портрет в разговоре касался Сигрит. Он был частью ее матери, в нем сохранилась ее память, касающаяся магии, женщина вложила в Голбешника свою душу и волшебную силу, потому-то ему не понаслышке было известно, о чем думала и мечтала покойная ведьма. И Шанталь было страшно думать, что ее матушка, пребывая сейчас в небесном дворце Орпы, недовольна поступками своей единственной дочери.

      – Мама была Драгонешти, – прошептала она, но обращалась скорее к себе, чем к Портрету. – В свое время она тоже пыталась вернуться в клан.

      Жалкое обоснование своего решения.

      – Ага. Было дело, – согласился Портрет. – Правда, потом передумала. Сигрит всегда была иной, белой вороной, так сказать. Она не желала быть причастной к интригам, что плела главная ведьма по отношению к Союзу.

      Это Шанталь было хорошо известно самой.

      Видимо, Портрет все же решил смягчиться, – что было ему почти не свойственно – и приберечь свои язвительные доводы на потом.

      – Но назад дороги нет, – здраво рассудил он. – И раз уж ты решила вернуться, постарайся не портить отношения с родственниками… даже с ручной канарейкой Сгаташ.

      Девушка недовольно поморщилась. Будто она сама не знает.

      – Выбрать золоту середину здесь не получится, – тем временем разглагольствовал Портрет. – Либо ты с Драгонешти, либо с Союзом. Когда Кларк до тебя доберется, – а он обязательно это сделает, вопрос лишь времени