Навеки твой, Лео. Мия Шеридан

деле он умер почти год назад, за полгода до моего переезда сюда.

      Он снова хмурится; не знаю, что он такое натворил, чтобы нуждаться в оправдании перед отцом, но по непонятной причине мне хочется одного: заставить его улыбнуться.

      Поэтому я хватаю его за руку, снова держусь за нее и улыбаюсь во весь рот.

      – Просто я рада, что тебе есть чем заняться после того, как ты спалился и твоей недолгой карьере шпика пришел конец.

      Он снова расхохотался, его карие глаза потеплели, и снова возникло это чертово притяжение.

      Черт возьми, пора уже моим дурацким гормонам расслабиться.

      Похоже, у нас с Джейком довольно быстро установились дружеские отношения, и какая-то часть меня очень довольна. Ведь он красавец и вроде бы хороший парень.

      Но другая часть меня слегка обеспокоена. Я ведь совсем ничего не знаю о Джейке, кроме того, что он мне рассказал, а то, что он имеет отношение к Лео, посылает всевозможные путаные сигналы – сигналы, которые я предпочитаю не расшифровывать, по крайней мере не сейчас.

      Входя в магазин, мы сталкиваемся с красивой девушкой с длинными рыжими волосами. Увидев Джейка, она делает двойную охотничью стойку, но он, кажется, вообще не замечает ее, и я улыбаюсь про себя.

      Я решаю купить кое-что еще помимо мороженого, и, когда мы доходим до морозильника, в моей тележке уже полно продуктов.

      – Какое ты любишь? – спрашивает Джейк, открывая дверцу холодильника.

      – Вкус орехового масла, – говорю я, залезая в другой холодильник в паре шагов от него.

      Он достает пачку мороженого со вкусом орехового масла; в тот же миг я достаю такую же, но другой марки.

      – Зачем тебе такое? – спрашивает он. – Это в два раза дороже. Наверное, оно лучше.

      Я качаю головой.

      – Дело не в цене, Джейк. Это «Самое крутое мороженое в мире». Смотри, на пачке прямо так и написано, – серьезно говорю я.

      Он переводит взгляд с одной упаковки на другую.

      – Эви, – начинает он, как будто объясняет что-то пятилетнему ребенку. – Ты ведь знаешь, на упаковке можно написать все, что угодно. Это не значит, что это правда.

      – Видишь ли, – возражаю я. – Ты прав. Но ты ошибаешься. По-моему, девяносто пять процентов понимания того, что ты лучший, – это уверенность. Можно подозревать, что ты лучший, можно надеяться, что ты лучший, но если у тебя не хватает наглости объявить, что ты лучший с помощью наглой упаковки, а кто не верит, пусть проверяет, если посмеет, то никакой ты не лучший. Кто может устоять перед парнем, который искренне верит в себя?

      Он снова пристально смотрит на меня, но я просто бросаю мороженое в тележку и иду по проходу к кассе. Моя точка зрения доказана.

      Мы пробиваем покупки на кассе, и Джейк достает бумажник, чтобы заплатить за купленную мною снедь. Но я отпихиваю его деньги и сую кассиру свои, сердито глядя на Джейка. Он качает головой и убирает кошелек. Пусть я и не управляю многомиллионной компанией, но уж за свои сраные продукты заплатить могу.

      Мы возвращаемся