Улей. Соня Фрейм

n that the joke was on me.

      Я начала шутку, от которой заплакал весь мир,

      Но я не поняла, что шутка была надо мной, о нет.

      Я заплакала, и от этого засмеялся весь мир.

      Если бы я только понимала, что та шутка была надо мной.

Bee Gees, «I Started a Joke»

      Дверь была старая и обшарпанная. Обивка кое-где полопалась, и из-под тусклого кожзаменителя лезло что-то белое. Но чем-то эта дверь выделялась на фоне двух других на лестничной площадке. Она словно говорила всем своим видом: «Я особенная», так и притягивая к себе взгляд.

      В полутьме подъезда блестел глазок, казалось, смотревший прямо на Рут. Глубоко вздохнув, она нажала на кнопку звонка. Трель раздалась с небольшим запозданием. Руки были потные и холодные. Судорожно вытерев их о кофту, она поправила ремешок сумки, впивающийся в плечо.

      «Главное – не трусь! – слышался в голове голос Свеньи. – Она, конечно, стерва, но имеет право. Смотри ей в глаза и будь спокойна».

      Изнутри загремел замок.

      «Такую дверь взломать в два счета…» – непонятно почему подумала девушка.

      На нее уставились два пристальных глаза: один – голубой, другой – желтый – и с ходу просканировали лучше любого рентгена.

      – Здравствуйте, – еле слышно вымолвила она. – Я…

      – Всегда мнешься перед дверью, прежде чем позвонить? – недовольно вопросила женщина.

      На вид хозяйка была чрезвычайно заурядна: одета в шелковый халат в китайском стиле, а на голове – так вообще махровое полотенце. Пыльные светло-голубые тени странно оттеняли ее разные глаза. Но, пожалуй, это единственное, что казалось в ней мистичным. В остальном вердикт уже вырисовывался сам: молодящаяся домохозяйка в постклимактерической фазе, не желающая это признавать.

      «О боже мой… – подумала Рут. – И ради этого зрелища я тащилась до Пфорцхайма?»

      – Ну, что встала-то? – рявкнула ей женщина. – Входи или проваливай!

      «Вот это прием…»

      Но вслух Рут не вымолвила ни слова и спешно переступила порог, окунувшись в дивную смесь царивших в квартире запахов: кошачьей мочи и курева. Жилище оказалось таким же безвкусным, как и его хозяйка. Полки забиты статуэтками, канделябрами, пустыми рамками; чуть ли не каждый сантиметр пола и стен покрыт разнообразными коврами, мало между собой гармонирующими. А на диване валяется мерзейший, жирный кот. Он как-то по-человечески взглянул на Рут и лениво потянулся.

      Хозяйка вскоре деловито вошла в комнату и неспешно прикурила. Значит, вот она какая… Кларисса.

      Когда ей об этом рассказывала Свенья, все представлялось иначе: мистичнее. Рут была как на иголках. Не этого она ждала. Не этой жуткой квартиры и не такой хозяйки. Ясное дело, Кларисса – не немка. В речи слышится славянский говорок с подхваченным швабским акцентом – безвкусная смесь, присущая всем мигрантам в Баден-Вюртемберге…[1] Да и на жилье мощная печать восточноевропейского китча.

      – Я не поняла, будешь говорить или нет? – вдруг вполне дружелюбно осведомилась Кларисса.

      – Что? – Девушка очнулась и затараторила: – Извините. Да, конечно. Меня зовут Рут, вас мне порекомендовала моя подруга Свенья, она была у вас неделю назад и дала телефон…

      Кларисса слегка поморщилась и разогнала дым тонкими пальцами. Ее разноцветные глаза неотрывно следили за гостьей, поблескивая словно два драгоценных камня.

      – Она сказала, что вы можете посмотреть… ну… что будет… и причины моей проблемы…

      Найти эвфемизм такому позорному слову, как «гадание», внезапно оказалось невероятно сложно.

      – Ты всегда на кого-нибудь ссылаешься? Сама хоть в чем-то уверена бываешь? – опять резко спросила Кларисса, глядя на Рут как на пригоревший пирог.

      Под прицелом ее недобрых глаз девушка постоянно чувствовала себя виноватой. Тяжело вздохнув, женщина наклонилась и сказала:

      – Вот что, деточка, с таким характером ты в жизни далеко не уйдешь. Это и к гадалке не ходи.

      Последовала новая затяжка, сопровождающаяся тонким хихиканьем. Рут потупила взор, разглядывая цветы на рвущейся клеенке. Место и эта дама были ей просто отвратительны. Но надо узнать, иначе уже никак.

      – Что уж говорить про личную жизнь, – фыркнула Кларисса.

      Она прищурилась и добавила:

      – Он тебя никогда не полюбит.

      – Как вы узнали, почему я пришла? – обомлела она.

      Кларисса манерно закатила глаза.

      – Да все вы приходите с одним и тем же. Что с вас, девочек, взять? Он меня не любит, почему, как влюбить… Ля-ля тополя, душу отдам, жизнь… – она зевнула, а затем почти ткнулась в нее своим маленьким острым носом: – Никогда не клянись своей душой. Жизнью – можешь: их много у человека. Но душою – никогда, поняла меня? Иначе пропадешь. Все слова всегда услышаны.

      От ужаса Рут потеряла дар речи и смогла только кивнуть. Кларисса медленно отстранилась, продолжая оценивающе разглядывать свою

1

Баден-Вюртемберг – федеративная земля в Германии; город Пфорцхайм, куда приехала Рут, находится на ее территории. – Здесь и далее примечания автора.