Полное собрание сочинений в одном томе. Илья Ильф

По отделам пошли толки, нашедшие вскоре подтверждение. Асокин был отстранен от должности за непорядки в кассе. Позвонили Шахову. Шахов обрадовался.

      – А?! – кричал он в телефон. – Не в бровь, а в глаз! Ну, кланяйтесь «милостивому государю»! Что? Незначительная сумма? Это не важно. Важен принцип!

      Но приехать лично на место происшествия Шахов не смог. Под его пером трепетала очередная проблема – проблема самоубийства.

      В редакции большой ежедневной газеты «Станок», помещавшейся на втором этаже Дома народов, спешно пекли материал к сдаче в набор.

      Выбирались из загона (материал, набранный, но не вошедший в прошлый номер) заметки и статьи, подсчитывалось число занимаемых ими строк, и начиналась ежедневная торговля из-за места.

      Всего газета на своих четырех страницах (полосах) могла вместить 4400 строк. Сюда должно было войти все: телеграммы, статьи, хроника, письма рабкоров, объявления, один стихотворный фельетон и два в прозе, карикатуры, фотографии, специальные отделы: театр, спорт, шахматы, передовая и подпередовая, извещения советских, партийных и профессиональных организаций, печатающийся с продолжением роман, художественные очерки столичной жизни, мелочи под названием «Крупинки», научно-популярные статьи, радио – и различный случайный материал. Всего по отделам набиралось материалу тысяч на десять строк. Поэтому распределение места на полосах обычно сопровождалось драматическими сценами.

      Первым к секретарю редакции прибежал заведующий шахматным отделом маэстро Судейкин. Он задал вежливый, но полный горечи вопрос:

      – Как? Сегодня не будет шахмат?

      – Не вмещаются, – ответил секретарь. – Подвал большой. Триста строк.

      – Но ведь сегодня же суббота. Читатель ждет воскресного отдела. У меня ответы на задачи, у меня прелестный этюд Неунывако, у меня, наконец…

      – Хорошо. Сколько вы хотите?

      – Не меньше ста пятидесяти.

      – Хорошо. Раз есть ответы на задачи, дадим шестьдесят строк.

      Маэстро пытался было вымолить еще строк тридцать, хотя бы на этюд Неунывако (замечательная индийская партия Тартаковер – Боголюбов лежала у него уже больше месяца), но его оттеснили.

      Пришел репортер Персицкий.

      – Нужно давать впечатления с пленума? – спросил он очень тихо.

      – Конечно! – закричал секретарь. – Ведь позавчера говорили.

      – Пленум есть, – сказал Персицкий еще тише, – и две зарисовки, но они не дают мне места.

      – Как не дают? С кем вы говорили? Что они, посходили с ума?

      Секретарь побежал ругаться. За ним, интригуя на ходу, следовал Персицкий, а еще позади бежал сотрудник из отдела объявлений.

      – У наc секаровская жидкость! – кричал он грустным голосом.

      За ними плелся завхоз, таща с собой купленный для редактора на аукционе мягкий стул.

      – Жидкость во вторник. Сегодня публикуем наши