Мария, дочь Бургундии. Анна Павловская

надо вернуться на землю. Только спать мне совсем не хочется. У нас так мало было возможности поговорить с вами.

      – Да уж, если рядом наш поэт, то рта никому открыть не удается. Слова – это его хлеб, не станешь же у него его отбирать.

      – Я давно хотела расспросить вас о матери. Мадам де Равенштейн рассказала о своем отце Филиппе, Изабелле, моей прабабушке, Карле, моем деде, но остановилась на рождении моей матери. Де Коммин и Молине много говорили о Бургундии и моих предках. У меня есть поэма Молине на смерть Марии. Но я все еще ее не представляю, какая она была, что любила. И как жила? Чем ближе мы к современным событиям, тем неохотнее все делятся своими знаниями. Вы ее воспитательница, кому, как не вам, Жанна, знать ее.

      Мадам де Альвен помолчала. Она отхлебнула своего пива, помешала огонь в камине, он осветил ее старое, по-фламандски тяжелое лицо, с крупными чертами, но добрым выражением.

      – Понимаете, моя дорогая герцогиня, мы ничего не скрываем, нам-то особенно нечего скрывать, мы и сами далеко не во всем разобрались. Но смерть вашей матери во цвете лет была таким ударом для нас, причем двойным, мы потеряли и нашу дорогую девочку, и наш прекрасный мир, давайте смотреть правде в глаза, он окончательно рухнул с ее смертью. Гибель ее отца, тоже внезапная, сильно его расшатала, но он устоял, во многом благодаря ей. С уходом Марии, боюсь, закончилась та Бургундия, которую мы знали, которую любили и которой служили. Вот поэтому нам очень трудно говорить о вашей матери, рана еще свежа, это вам сейчас в вашем юном возрасте кажется, что десять лет – это вечность, а у меня чувство, что это случилось вчера.

      Маргарет молчала и ждала. Она согрелась, успокоилась, но сна не было ни в одном глазу. Она видела, что Жанна настраивается на рассказ, собирается с мыслями и воспоминаниями.

      – С чего же начать? Говорите, вам рассказывала о детстве Марии мадам де Равенштейн? Замечательная дама! Немного заносчивая, гордится своей герцогской кровью. Не хочется злорадствовать, но герцог Филипп многим в наших краях дал повод для гордости. Конечно, не все так высоко поднялись, но многие, он никого из своих прижитых на стороне детей не обидел. К тому же у герцога был благородный вкус: он выбирал себе дам из приличного общества, так что все его дети и правда благородного происхождения. Я была главной воспитательницей Марии, а Анна была приставлена для образования и обучения. На самом деле мы просто обе практически все время неотлучно находились при ней и – слава богу! – уживались друг с другом.

      Своих детей Господь Анне не дал, вот она и перенесла всю свою нерастраченную любовь на племянницу. Впрочем, вам, наверное, уже не раз рассказывали, что у Марии была странная судьба – ее любили. Бесполезно искать причину, не все подвластно нашему разуму. Может быть, это была последняя любовь Бургундии? Может, какие-нибудь чары, вокруг нее происходило много странных вещей. Не знаю, но это факт.

      Мадам де Равенштейн, как и я, всю свою жизнь провела при дворе и только сейчас стала все чаще удаляться в