Невольницы ада. Детектив. Елена Касаткина

не стал. И так человеку плохо. Чего расстраивать. А что баб касаемо… так он-то Анатолий учёный уже. Верить бабам нельзя. Кинула небось парня, умотала в город, на фига ей калека. – Не боись, я тебя не брошу, – сердито буркнул, как будто желая доказать себе и случайно подвернувшемуся на пути парню, что мужики – это не бабы, мужики своих не бросают, и только мужикам можно доверять по-настоящему.

      Снизу тянуть было удобнее, правда, пришлось лечь на мокрый асфальт, потому что сидя на корточках, он, яки тот заяц, чуть не кувыркнулся снова в канаву.

      С горем пополам искалеченного удалось вытащить, а вот поднять в кабину КАМАЗа оказалось куда трудней. Ступенька в машине для калек не предусмотрена, но юноша оказался упорным и помогал Кувыркину, как мог. На это ушли последние силы, и измученный парень, плюхнувшись на дерматиновое сиденье, потерял сознание.

      Затем они два часа тряслись до города. Ветер яростно трепал струи дождя, расплёскивая наземь накопившуюся за день грусть последнего дня бабьего лета. Потом Кувыркин минут десять стучал в дверь приёмного отделения местной больницы, где долго не открывали, как будто беда с людьми приключается только днём, а ночью вместе со всеми отдыхает.

      Открывший на стук дежурный врач долго, по мнению Анатолия, протирал очки и слушал рассказ о найденном в канаве раненом человеке. Казалось, заспанный доктор будет целую вечность отсутствующим взглядом всматриваться в раскрытую дверь КАМАЗа, а окончательного решения так и не примет. Кувыркин хотел было уже рубануть матерщиной по вялому сознанию очкастого лекаря, но тот опередил:

      – Несите в отделение.

      – Кто? Я? – оторопел Кувыркин.

      – Ну не я же. Вы привезли, вы и несите. Где я вам среди ночи санитаров возьму?

      Спустить раненого из кабины оказалось проще, чем поднять. Анатолий взгромоздил парня на плечо и понёс в отделение, по пути ругая местный медицинский персонал последними словами.

      Глава третья

      Ветер жёстко терзает остатки листвы на деревьях, прогоняет промозглостью с улиц припозднившихся прохожих, проникая в оставшиеся неприкрытыми части тела. В такую пору сидеть в тихом ресторанчике, потягивая медовуху, невообразимо приятно. Впрочем, тихим «Детинец» бывает редко. Возможно когда-то, в веке этак 15—16, а то и ранее, здесь и бывало покойно, хотя разве может быть покой на территории защитного укрепления, пусть даже и служащего резиденцией детям монаршей особы.

      Возможно, тишина бывала в период владения Детинцем архиепископом Василием. Возможно, но тоже сомнительно. Впрочем, даже если так, то с тех пор минуло много веков, и теперь все эти подземелья, темницы, кельи, погреба, кладовки и трапезные не более, чем музейная достопримечательность Господина Великого Новгорода.

      – Хорошо здесь. – Пары глотков медовухи хватило, чтобы расслабиться и отбросить надоевшие терзания. Впервые за последнее время захотелось есть. Изящная мельхиоровая вилочка вонзилась в торчащий горкой салат. Ненадолго увязнув в паштетной внутренности, подцепила