Другой Холмс, или Великий сыщик глазами очевидцев. Начало. Евгений Леонардович Бочковский

не случайно стремился сохранить инкогнито. Я уже не сомневался, что имя автора – псевдоним. Он здорово разозлил всех нас в Ярде, а больше всех – меня, и, безусловно, допускал, что, попадись он на глаза, с ним не станут излишне церемониться. Всему есть предел, и даже честному полицейскому, всегда образцово исполняющему свой долг, вполне по силам состряпать дельце, по которому суд присяжных спровадил бы молодца в Пентонвилль или в подобное место, где у всякого, даже самого талантливого, писателя неизбежно случился бы продолжительный творческий кризис. И, коль речь зашла о честном полицейском, лично я не видел причин, по которым он стал бы себя сдерживать.

      2. Из дневника доктора Уотсона

      12 Апреля 1891

      Сегодня я попытался вспомнить, как давно меня захватило уныние, и не смог. Мой день начинается с хандры и плавно перетекает в тоску, такую же серую и беспросветную, как и промозглая лондонская весна за окном. Да, я уже научился отличать одно от другого, благо времени освоить столь печальное искусство у меня было предостаточно. И будет, подозреваю, еще вдоволь. Так что всякому желающему я вполне обстоятельно разъясню, что хандру сопровождает апатия. Равнодушие, сухое и холодное, когда нет даже самых скромных желаний, стало отличительным знаком моего утра. В отсутствие Холмса я поглощаю свой завтрак в молчаливом одиночестве. С употреблением каждого следующего сэндвича тарелка передо мною пустеет, обнажая свою белизну, и это отражается во мне глухим ворчанием вывода, неизбежного для человека, которому некуда и незачем идти. Вывода, одергивающего после абсолютно излишнего в таких условиях взгляда в зеркало. Действительно, зеркало. Я про тарелку. Я также пуст, холоден и бел. Во мне чистота невинности, сохранившейся за ненадобностью даже самому скромному пороку, и аккуратность изгоя, которого обошла веселая суета праздника. Я не пригодился никому и ничему. Пока не встретил Холмса, этого великого человека. Посторонний сочтет, что такой громкий эпитет в адрес моего друга явная крайность, в которую мне суждено было скатиться из-за необъятности своего отчаяния. Нет, это не так. Сложно объяснить это тому, кто не знаком с особым характером Холмса, но я точно знаю, что не хватался за спасительную соломинку. Все произошло совсем иначе. Думаю, есть определенная справедливость в том, что именно мне, человеку исключительно скромному в смысле природных талантов, суждено было составить компанию тому, кто является в этом роде полной противоположностью подавляющему большинству человечества. Преданность – все, что я могу себе позволить, чем я могу отплатить ему со всей возможной искренностью. И это прекрасно. Как чудесно быть обыкновенным скромным малым рядом с гением! Собственная простота (не хочется говорить, серость) не оставляет шансов обернуться самолюбием на себя, и потому все свое внимание я могу сосредоточить на том, кто этого достоин. Убежден, Холмсу просто суждено выйти за границы личности и превратиться в явление. Собственно, он уже явление, просто