Рассказы о пилоте Пирксе. Непобедимый. Станислав Лем

а его «крылышки» были намертво сжаты до толщины нити – отсутствовали внешние сигналы, которые их расправляли. Луч локатора мерно кружил по экрану, и неподвижные очертания скалистых окрестностей возникали словно окаменевшие призраки. Он нигде не усиливал свечения и тем самым подтверждал показания «мотылька», что в радиусе его действия вне станции нет ни одного скафандра.

      Разумеется, Пиркс наблюдал за поведением аппаратуры и когда Лангнер выходил сменять пластинки.

      Красная лампочка вспыхивала и почти немедленно гасла, потому что Лангнер закрывал крышку люка снаружи. Зеленый «мотылек» начинал мерно пульсировать. Через несколько минут пульсация немного ускорялась: Лангнер довольно быстро поднимался по склону, и его дыхание, естественно, учащалось. Яркий отблеск скафандра сохранялся на экране значительно дольше, чем контуры скал, гаснувшие, как только удалялся луч. Потом «мотылек» внезапно сжимался и замирал, а экран пустел, и свечение скафандра гасло. Это происходило, когда Лангнер спускался в колодец, свинцовые стены которого вставали на пути потока сигналов. Одновременно на главном пульте вспыхивала пурпурная надпись «Тревога», а картина на экране локатора менялась. Антенна локатора, продолжая вращаться, уменьшала угол наклона, поочередно прощупывая все более дальние участки местности. Приборы ведь «не знали», что произошло: человек вдруг исчезал из поля их электромагнитной власти. Через три-четыре минуты «мотылек» снова расправлял «крылья», локатор обнаруживал исчезнувшего, и оба не связанных между собой прибора отмечали появление человека. Лангнер, выбравшись из колодца, возвращался на станцию. Сигнал «Тревога» продолжал, однако, гореть – его нужно было выключить. Впрочем, через сто двадцать минут это сделал бы выключатель с часовым механизмом, поставленный, чтобы зря не расходовалась электроэнергия. Ночью она поступала только из аккумуляторов, а днем их снова заряжало солнце.

      Изучив действие этих приборов, Пиркс решил, что они не отличаются особой сложностью. Лангнер в его эксперименты не вмешивался. Он считал, что канадцы погибли при обстоятельствах, изложенных в протоколах комиссии; кроме того, он считал, что несчастные случаи вообще неизбежны.

      – Пластинки? – ответил он на доводы Пиркса. – Никакого значения эти пластинки не имеют! Когда расстроишься, еще и не такое делаешь. Логика покидает нас гораздо раньше, чем жизнь. И человек начинает совершать бессмысленные поступки…

      Пиркс решил больше с ним не спорить.

      Кончалась вторая неделя лунной ночи. После всех исследований Пиркс знал не больше, чем в самом начале. Может, и вправду этой трагедии суждено навсегда остаться неразгаданной? Может, это одно из происшествий, встречающихся раз на миллион, когда невозможно восстановить картину случившегося?

      Пиркс постепенно втянулся в сотрудничество с Лангнером. Надо было в конце концов что-то делать, заполнить чем-нибудь долгие часы. Он научился обращаться с