Небесный полк Победы. Владимир Зоберн

замолчать немецкие минометы. Наша пехота пошла вперед, и было прорвано кольцо окружения. Дивизия заняла оборону на другом участке фронта.

      Глава 9

      Моя Великая Отечественная

      Самое сильное воспоминание…

      Протоиерей Сергий Правдолюбов

      Снайпер целился отцу в сердце

      Мой отец – фронтовик, потому мне кажется, что все было совсем недавно. И война для меня – просто часть жизни и нашей семьи.

      Отец рассказывал о войне разные интересные случаи, в которых была правда, отличающаяся от звучавшего, например, в школе. Отец никогда не говорил, как он стрелял по танкам из «сорокапятки» (пушки, которая прямой наводкой стреляет по идущим танкам). Это я уже осознал позднее. Он рассказывал, как стреляла пушка, как ее заряжали, как убили подносчика снарядов из-за того, что он плохо прикрепил каску.

      А про танки – ни слова: видимо, тот ужас, которые они, идущие прямо на тебя, вызывали, не проходил с годами. Отношение к немцам у меня было такое же, как у моего отца, который о враге всегда говорил с уважением (так говорили русские солдаты о враге и в Крымскую войну).

      И мы все, дети фронтовика, служили в армии, никогда никто не думал, что можно взять и в армию не пойти. Это было бы просто позором для нас.

      Я не могу одного понять в Великой Отечественной войне – почему немцы Москву не взяли. С точки зрения истории, логики, Москва должна была быть взята. Это загадка, которую для меня никто пока не разрешил и не объяснил из специалистов, историков. Ведь Москва вся была открыта, по шоссе спокойно можно было доехать до метро «Сокол», и доезжали – немцы-мотоциклисты, проводившие «разведку боем». То, что Москва была открыта чуть ли не до Кремля и ее не смогли взять – это необъяснимо. Чудо Божие.

      А о крестном ходе вокруг Москвы в то время рассказывал мне отец еще до всякой шумихи об этом.

      Сегодня я вижу некоторую искусственность в постоянном разбереживании раны Великой Отечественной. Ветераны почти все уже умерли. Я читал рассказ, когда дочка, прощаясь с уходящим на войну папой, нечаянно поцарапала ему руку. И на фронте, в память о дочке, этот человек не позволял ранке зажить.

      Нынешние воспоминания Дня Победы похожи на это разбереживание раны. Европейские страны перестали отмечать этот праздник так же пафосно, как мы.

      Лично для меня война полностью закончилась тогда, когда я поехал делать операцию на сердце в Германию. Мой отец был ранен под Святогорским монастырем, освобождая пушкинские места. Снайпер-кукушка целился ему в сердце, а попал в руку. Разрывная пуля разбила кость руки и разворотила часть спины. Он упал, прижал весом тела руку, и потому кровопотеря не была необратимой.

      С того времени прошло уже почти 70 лет. И вот, я, его сын – сын русского солдата! – поехал в Германию; и сын или внук немецкого солдата, возможно, даже стрелявшего в отца, всеми силами и всем своим хирургическим искусством спасал мое сердце. То есть произошло самое «сердечное»