Небесный полк Победы. Владимир Зоберн

У меня окончательно пропал страх, что надо будет объясняться со следователем, и, наоборот, появилась страшная злость к фашистам, и я продолжал вести огонь с еще большим упорством.

      Но вдруг от соседнего орудия через грохот канонады я услышал: «Товарищ лейтенант! Откат ненормальный, огонь вести нельзя!» Я побежал туда. Действительно, стрелка отката стояла за предельной красной чертой, и ствол орудия самостоятельно не становился на свое первоначальное положение. Некоторые солдаты испугались, что ствол орудия выскочит в обратную сторону и они будут травмированы. Командир орудия Куртиш был сибиряком и проявил себя хорошим воякой. Пришлось расчету объяснить, что можно погибнуть не только от ствола собственного орудия, но и от фашистских танков. Так лучше бить их. Чем меньше их останется, тем ближе будет победа. Я встал за наводчика и произвел несколько выстрелов. Два танка загорелись. После этого ствол орудия накатывался вручную, и огонь продолжали вести с прежней силой. Куртиш был опытным командиром и продолжал вести огонь, а я поспевал к другим орудиям. Когда я со стороны посмотрел, то действительно, это было страшное зрелище – пожалуй, страшнее, чем немецкие танки, – когда ствол орудия при откате почти выскакивает из своего гнезда.

      Этот бой длился до самого вечера. Перед нашей огневой позицией по фронту и по флангам стояло больше двадцати сожженных и подбитых танков, несколько десятков убитых фашистов. Огонь и копоть были вокруг. Мы уже не в состоянии были отразить новый натиск фашистских танков. Но и немцы побоялись еще раз пускать на нас свои танки, да и негде тем было пройти, так как на подступах к батарее всюду стояли их искореженные и пылающие скелеты. По слуху мы определили, что немцы по балке начали передвигаться влево и вправо от нас. Стало темнеть, а гул от их машин не прекращался.

      В это время на батарею прибежал комиссар дивизиона и передал приказ на смену огневых позиций. Лошади многие были убиты, поэтому собирали своих и чужих. Четверка лошадей не могла вытащить орудие из окопа после длительной стрельбы, но «помогли» немцы, так как во время минометного обстрела лошади рванули, и мы двинулись в сторону Касторной.

      Коротка летняя ночь. На рассвете нашу колонну обстреляли немцы, и мы вынуждены были занять оборону в сторону Касторной. На этом участке обороны была в полном составе наша пушечная батарея и две гаубицы из третьего дивизиона. С рассветом было установлено, что две пушки наши были основательно искорежены и к дальнейшей стрельбе непригодны. Откуда-то взялся майор и назвался командиром третьего дивизиона. На его вопрос я ответил, что не знаю, где наш командир батареи. После доклада обстановки он поручил мне командовать батареей и подчинил мне гаубичный взвод. Батарея стала смешанная: наполовину пушечная и наполовину гаубичная. Мы приготовились к бою на открытой площадке. Вскоре над нами появились фашистские самолеты. Нас они пока не трогали. Лежа на спине, я насчитал их семьдесят, и все они бомбили Касторную. Под гул и вой самолетов