Аукцион ее страстей. Илья Халь

рассматривая таких, как я. Ты покрываешься потом, когда я, выходя из машины, высоко поднимаю ногу в короткой юбке, которая стоит столько, что тебе не заработать и за год.

      И в этот краткий миг ты замечаешь сокровенную влажную темноту, мелькающую перед твоими воспалёнными от вечного недосыпа глазами. И, свалившись в постель в обшарпанный комнатушке, которую делишь с такими же бедолагами, ждешь, когда соседи по конуре уснут. И тогда глубокой ночью берёшь жилистой рукой торчком стоящий член, и фантазируешь, что твоя рука – это я.

      – У всех баб между ногами одно и то же, – ржут твои друзья, рассматривая сочных гламурных девиц в интернете.

      И только ты знаешь то, чего не понимают эти тупицы. У дорогих женщин там, внутри, все по-другому. Там адреналин и кайф от обладания тем, что доступно немногим. Различает ли это член? Да. Ведь это твой член. Он, как и ты, вдыхает аромат дорогой женщины. Тонкий запах биржевых котировок, уникальных мехов, отборных бриллиантов.

      У женского лона есть память. Оно помнит, сколько в него вложили перед тем, как взять. Но те занятые дяди, что покупают бриллианты, уже не в состоянии овладеть этим лоном до конца. Слишком много лет вложено в бизнес. Слишком мало осталось, чтобы вложить в женщину. Вялые, скучные, забавные члены богачей скорее напоминают смешные игрушки для розыгрышей из магазина приколов.

      Поэтому мне нужен твой член. Сильный, вибрирующий от нетерпения, откровенный. Его не нужно прикрывать дорогими брюками. Его нужно показывать таким, как я. Ты плотоядно ухмыляешься, глядя на меня. Тебе неведома неловкость. И твоему члену тоже. Он бесстыдно топорщится под широким рабочим комбинезоном. И ты не делаешь попыток спрятать его, прикрыть, отодвинуть в сторону смешным жестом, как это обычно делают мужчины.

      Ты хочешь показать мне, что в элитном супермаркете, куда я зашла на пару минут купить устриц, вина и черной икры, есть тот, кто готов ненадолго украсть меня из роскошной жизни. Выдернуть из богатого рая и насадить на член варвара, у которого никогда не будет такой женщины, как я. Потому что он прибыл из своей далёкой Волчехряндии, чтобы заработать гроши и жениться на хорошей девочке, которая будет варить бюджетный и вкусный борщ. И родит красивых детей с голубыми, как у тебя, варвар, глазами и пшеничными волосами. Вы проживёте долго и счастливо.

      И когда ты будешь умирать, то вспомнишь не свадьбу, не рождение детей, а меня. И свой член внутри меня тот единственный раз, когда тебя не просили быть нежным. А просили брать и драть. Беспощадно. Ты будешь думать об этом за минуту до смерти. И я почувствую это. Потому что знаю разницу между жизнью и в смертью.

      Те мужчины, что могут позволить себе содержать меня, умирая, будут вспоминать: правильно ли они составили завещание. А ты будешь помнить тот миг, когда я подмигнула тебе и пошла в подсобку супермаркета. И ты, не веря своему счастью, медленно пошел за мной.

      Я жду тебя возле картонных ящиков с черной икрой. Песцовая шуба расстёгнута, а под ней ничего. Я смотрю на тебя и улыбаюсь. Мне нравится чувствовать этот жадный горячий взгляд, что скользит по моему телу. Я поднимаю руку, на которой блестит в тусклом свете подсобки отборный бриллиант, и подзываю тебя. Ты медлишь пару секунд. Ровно столько тебе нужно, чтобы поверить, наконец, в то, что это не сон. А потом одним движением сбрасываешь комбинезон.

      Твоё мускулистое сухопарое тело блестит от пота. На животе бугрятся мускулы. Один из них кажется мне слишком подозрительным. Неужели это змей? Быть не может! Мы с тобой не одной крови. Я бы не ошиблась. Вытягиваю руку, ощупываю бугорок и облегченно выдыхаю. Показалось. Это не змей, которого многие глупые дочери Евы называют вторым членом. Это просто тугой узел мускулов.

      Ты – человек. Ты ничего не знаешь о втором члене. Поэтому воспринимаешь мой жест по своему: богатая сучка не может больше терпеть. Ты прав. Не могу!

      Ты подхватываешь меня на руки, сажаешь на ящики и входишь одним движением глубоко и до упора. Я вскрикиваю от наслаждения. Но ты пугаешься, принимая страсть за боль.

      – Прости! – шепчешь ты, выходя из меня наполовину. – Я буду любить тебя нежно

      – Не прощаю, – шепчу, хватая его за член. – Меня не нужно любить нежно. Меня нужно драть. Понимаешь? Не брать, не любить, не иметь, не сношать и даже не трахать. Драть! Чувствуешь чертову языковую разницу?

      – Да, – отвечает он без тени улыбки, хватает меня за волосы и вбивает в меня член.

      Не могу сдержать стон.

      – Вот так ты хотела, да? Тогда молчи! Тише, богатая сучка, – шепчет он, – иначе меня из-за тебя уволят.

      Он зажимает мне рот и дерет так, что ящик, на котором я сижу, лопается. Из него высыпаются банки с черной икрой.

      – Этого ты хотела? Этого? – шепчет он мне в ухо, зажимая рот.

      – Да! – шепчу я.

      Надо мной раскачивается лампочка на голом проводе. Парень весь дрожит. Каждый нерв его тела сливается со мной, каждый мускул работает только на одно: доставить мне удовольствие, проглотить меня, запомнить на всю жизнь, потому что больше такого не будет никогда.

      Я и сама дрожу, вдыхая запах разгоряченного молодого