Девушка на качелях. Татьяна Тронина

да? Пожалуйста!

      Орехов встал (в серых глазах его мгновенно потух, выключился всякий интерес к Агнии) и ответил равнодушно:

      – Дело ваше…

      Через секунду он вышел из кухни.

      После его ухода Агнии не стало легче. Она и раньше никогда не общалась особо с Ореховым, так – «здрасте-до свидания», даже в детстве они были в разных компаниях, два разных поколения… Но тяжесть сегодняшнего общения с ним, наверное, еще не скоро исчезнет. Вроде и не говорил ничего такого, и не делал – а вот хоть на стену лезь после его ухода!

      Агния осталась сидеть на кухне. Потом услышала, как хлопнула входная дверь. На кухню зашел отец, недовольно сморщился:

      – Все ревешь?

      – Нет, папа, я успокоилась.

      – Зря ты от помощи Эдика отказалась.

      – Мне не нужна помощь, – робко произнесла Агния.

      – Глупая. Глупая ты! – с досадой воскликнул Борис Николаевич. – Глупая жаба-а́га! Могла бы пофлиртовать с ним. Э, даже на это мозгов не хватает!

      Отец с досадой махнул рукой и снова вышел.

      Агния взяла швабру и принялась протирать пол – на нем остались следы от ботинок Орехова.

      Протерла пол в кухне, потом выбралась в коридор, стала тереть паркет там.

      Дверь в гостиную была распахнута.

      Отец перед зеркалом поправлял пиджак.

      – Ага, запонки помоги вдеть, – не отрывая глаз от зеркала, бросил отец.

      Ага. Именно А́га – от жабы-аги. Отец дразнил дочь то Агушей, то жабой-агой – существовала в природе такая лягушка…

      – Да, папа.

      От отца пахло мужскими духами. Серебристо-перламутровые пряди седых волос, нежнейшее, матовое мерцание ткани его костюма, свечение отполированной кожи дорогих ботинок… Бриллиантовые сполохи запонок… Отец был весь словно столб света. Он тихонько напевал что-то себе под нос. А если напевал – значит, уже был в прекрасном настроении. Удивительно, как легко Борис Николаевич отстранялся от всего плохого, грустного! Агния так не могла – она днями и неделями переживала насчет какой-нибудь мелочи, и переживания эти, словно ржавчина, разъедали ее душу…

      – Куда вы идете с Полиной?

      – На мюзикл.

      – Да? – обрадовалась непонятно чему Агния.

      – Да уж не на твой любимый, не надейся… Твой у меня – уже вот где! – Отец провел ребром ладони по горлу. – Плечи почисть.

      Агния аккуратно, специальной щеткой, прошлась по костюму – ни одной соринки, ни одной пылинки.

      – Благодарю.

      Агния вышла из гостиной. Снова взялась за швабру.

      Отец говорил по мобильному:

      – Алло, Полина… Ты как? Да, уже выхожу, через полчаса заеду. Послушай, у меня к тебе просьба – ты своей матери намекни, что мы…

      Отец вдруг замолк. Оглянулся, увидел Агнию. И, не меняя выражения лица, захлопнул дверь в гостиную.

      Не то чтобы этот жест обидел Агнию. Но… Она вдруг поняла, что отцу было совершенно безразлично то, что она думает, чувствует сейчас, после происшествия в метро. Конечно, отец по-своему любил дочь,