Яростный Дед Мороз. Рассказы. Родион Белецкий

и обращались друг к другу не иначе, как «отец», и троекратно целовались при встрече.

      Одним из добровольцев был Воскобович – бывший студент-философ из Киева. За свою недолгую жизнь он успел побывать сатанистом, буддистом, свидетелем Иеговы, стоиком-любителем и ещё много кем.

      Воскобовича привела в церковь сестра. Привела, когда поняла, что у родного брата скоро ум за разум зайдёт. В двадцать пять лет его голова была совершенно седой. Глаза безумными. А то, что творилось в голове, не поддаётся описанию. Всё там смешалось и перепуталось. Простые вещи казались ему невероятно сложными, а сложные – очень простыми.

      Воскобович постучал по дверной коробке. Двери в трапезной не было.

      – Входи, сыночек, входи, – сказала матушка Марьяна. – Чаю захотел? – опередила она Воскобовича. Тот долго думал, глядя в пол, а потом ответил:

      – Да.

      – Налей чайку мальчику, – попросила Марьяна. Англичанка, выражая недовольство всей фигурой, занялась приготовлением чая.

      Воскобович сел в углу, прижимая к себе стопку книг в твёрдых обложках – жития и письма святых.

      – Я книжки взял почитать, – сказал он, глядя в пол.

      – Может не надо тебе читать-то, хватит уже? – отозвалась Англичанка. – Не дай Бог, хуже станет.

      – Скушай лучше котлетку, сынок, – сказала Марьяна.

      – Спасибо. Я не хочу. – Воскобович сказал, а после, с запозданием, отрицательно замотал головой.

      Англичанка дала ему чашку чая. Воскобович принял чашку, подержал её в руках, поставил её на пол, и только потом понял, что обжёг ладони. Крепко прижал их к щекам. Стало легче. Щёки были холодные.

      Установилась тишина. Англичанка бросила взгляд на бывшего студента. Он так и сидел, прижав ладони к щекам.

      Матушка Марьяна стала резать лук. Нож застучал по деревянной доске.

      – А вот я не пойму, – начал Воскобович медленно. – Как спасутся те, кто православную веру не исповедует?

      Матушка Марьяна высыпала лук в кипящую воду.

      – У апостола сказано, невозможное человекам возможно Богу, – сказала она, вытирая фартуком руки. – Но лучше у батюшки спросить. Он тебе на любой вопрос ответит. Хотя я в книге читала, что иноверцам спастись будет сложно.

      После этих слов Воскобовичу стало совсем нехорошо. Ему до слёз было жалко бедных людей, которые не смогут спастись. А ещё Воскобович жалел себя, потому что у него нет никакой ясности (даже после долгого разговора с отцом Леонидом), а у этих женщин есть. Всё им в мире понятно до такой степени, что они позволяют себе совершенно расслабиться. Готовить еду, да ещё и напевать себе под нос.

      Воскобович несколько раз закрыл глаза, но они всё равно были как – будто открыты. Он уже не понимал, где находится, в трапезной или в каком-то другом месте. Ему было очень больно, потому что никто по-настоящему не понимал, что он чувствует. Никто его не слышал.

      Воскобович встал и, ни слова не сказав, вышел. Женщины посмотрели ему вслед. Матушка Марьяна сочувственно, а Англичанка несколько осуждающе. Буквально