Не доставайся никому!. Галина Романова

Судьба распорядилась так, что меня ранил какой-то ублюдок и оставил умирать на ступеньках, чтобы потом Сашка носился по двору и дому как сумасшедший…

      – Он был в неистовстве!!! – поправила ее с пафосом подруга. – Твоя соседка через стенку, она в соседнем подъезде живет…

      – Тетя Маша?

      – Она. Так вот, она всерьез опасалась за его рассудок. Говорит, бедная Светочка, она не смогла пережить такого позора и ушла к маме. Прикинь, а? – Тайка заржала, как лошадь, распахнула халат, под которым у нее обнаружилась теплая куртка. – Жара какая. Слышь, Алис, а этот плешивый – тот самый, что тебя спас?

      – Он самый. Аристов Петр Иванович.

      – Ишь ты… – Подруга помолчала три секунды, потом снова застрекотала: – Как ты его благодарить-то думаешь? Сашка сказал, что у тебя ума хватило его папашей своим назвать? С дуба рухнула?! Нашла себе папочку! У него же три пожизненных на роже прописаны!

      – Он не убийца, если ты об этом. – Алиса подошла к зеркалу, заправила волосы под шапочку, вздохнула. Тая безбожно врала, выглядела она на слабую троечку, если не на двойку. – Он просто вор. Вор, которому никогда не везло.

      – Почему это не везло?

      – А с чего тогда он каждый раз попадался? Он же всю свою жизнь сознательную провел в тюрьме. Если бы везло, разве бы он там был?

      – Логично! Алиска, ты такая умница! Сообразительная, жуть! – восхищенно ахнула Тайка, шагнула следом за ней из палаты, тут же снова не выдержала, дернула ее за рукав. – Чего же тогда логика твоя тебя подвела, а? Чего не просчитала ситуацию? Как же ты на нож попала?

      – Это был не нож, – поправила Алиса, и рана тут же заныла противно и болезненно. – Скорее всего меня пырнули шилом. Или остро заточенной отверткой.

      – Ух ты! – Тайкины зеленые глазищи сделались темнее болотной тины – верный признак забродившего любопытства. – Ты видела, да, видела?!

      – Это заключение хирурга, который меня оперировал. Как ты любишь сенсации, дорогая. – Она поцеловала подругу в нос, прошептала: – Поверь мне, в этом нет ничего интересного.

      – Да ладно! – не поверила та. – Это очень, очень интересно.

      – Нет, это очень, очень опасно. Саш! – позвала Алиса зазевавшегося у стенного плаката друга детства. – А где Аристов?

      – Ушел. Все тут стоял, а потом куда-то подевался. Я даже не заметил, – отозвался тот, подскочил к ней, подхватил одной рукой Алису под руку, второй обнял за талию. – Тебе так удобно?

      – Мне так неудобно! – воскликнула она.

      Неожиданно вдруг захотелось заплакать от какой-то детской обиды – когда непонятно на кого и на всех одновременно обижаешься. Оттого, что сильно болело под левой лопаткой, и еще немножечко от страха хотелось реветь. Вот она сейчас вернется домой, а дальше? Снова сидеть и ждать страшного звонка в дверь? Вдруг он не заставит себя ждать слишком долго? Вдруг все повторится?

      – Мне неудобно, что человек, который спас мне жизнь, куда-то подевался. Вот стоял, стоял тут и, нате вам – подевался. Это ты его прогнал, да?! – нашлась она тут же, ну не всеми