Яйца. Драма для гурманов. Ида Гольц

платье, из-за корсажа которого виднелись кружева тонкой батистовой рубашки. Все обратили взгляд на эту пару, чье появление здесь меньше всего можно было ожидать. Камердинер герцога, наверное, впервые в жизни снизошел с верхнего этажа замка, где находились апартаменты Борджиа, до таких низов. Он выглядел под стать своему господину: держался франтовато, позаимствовал от своего хозяина заносчивость в обращении с окружающими, если это только не были господа, на которых он взирал с подобострастием, как того требовало его положение слуги, на остальных же смотрел с свысока и презрением, как смотрят выскочки из низов на своих менее, на их взгляд, удачливых собратьев. Вместе с тем он перенял и утонченность жестов Джованни, но у Галлиано они выходили как-то особо жеманными. Тщательно следил за своим платьем, был безукоризненно причесан и гладко выбрит, что от блеска лоснились щеки, а идеальной форме его бровей, которые герцогский слуга явно прореживал и подравнивал, используя, наверняка, щипчики своего хозяина, могла позавидовать иная дама.

      Окинув беглым взглядом апостольскую кухню, Галлиано брезгливо поморщил свой безукоризненно прямой нос, и скривил пренебрежительно идеально очерченный, словно у девушки рот. Бог знает, откуда этот изнеженный на вид юноша появился когда-то в замке Святого Ангела и как сумел прибиться к Хуану Борджиа, но для герцога Гандийского он оказался просто не заменим, хотя и терпел от своего хозяина немало. Особенно несладко доставалось ему, когда приходилось вытаскивать Хуана после затянувшихся дружеских попоек из многочисленных римских таверн и веселых домов. Несмотря на внешнюю хрупкость, Галлиано был крепок телом, таскал на своих плечах изрядно загулявшего господина, за которым потом ухаживал, как за больным. На другой день Хуан, как правило, просыпался в самом мрачном настроении, и тогда преданному бедняге Галлиано приходилось совсем туго. Молодой герцог проклинал последними словами камердинера за малейшую оплошность, мог запустить в него и тяжеленным бронзовым шандалом. Только благодаря природной проворности Галлиано оставался цел, продолжая, сжав зубы терпеть капризы и дурной нрав своего хозяина.

      По мере его приближения, Зафир ощутил исходивший от Галлиано запах жасминовой воды, которую герцогский слуга на себя явно не жалел. Все смотрели выжидающе на нежданных гостей, не понимая, что им понадобилось в этой, окутанной парами кипящих и булькающих котлов и чадом шваркающих жиром жаровен преисподней, куда господа никогда не заглядывали. И уж тем более дамы. Слыханное ли дело, пожаловала сама Лукреция Борджиа! Ее появление вызвало не просто удивление, а полное недоумение. Мясник застыл с окровавленной освежеванной тушкой кролика в одной руке, зажав крепко нож в другой, поваренок, собиравшийся подложить дров в огонь под котлом, где кипела вода, так и остался стоять с охапкой липовых полешек, позабыв об очаге, нечищеная капуста лежала грудой