Голец Тонмэй. Андрей Кривошапкин

Подумал об отце: «Дух огня подал тревожный знак. Что там с отцом? Он всегда был крепким и сильным…» Он подумал об Айсач, вспомнил, как часто сбываются ее слова… «Однако Дух огня мог подать сигнал и по другому случаю. Необязательно отец…» – Пытаясь успокоить себя, Ичээни гнал дурные мысли. Он поднялся с валуна и зашагал в сторону синеющих вдали сопок. За ними пасутся олени. Тонмэй должен быть там. Он несмышленыш еще, сам с ноготок, а от оленей не отстает. Куда они повернут, туда и малец следом. За ним самим глаз да глаз нужен.

      Пока шел по кочкаристой мари, вспоминал первую поездку с отцом. Будто это было недавно, представил безбрежные снежные просторы в окрестностях большого ламу[3], скованного ледяными торосами. Таежные ламуты часто в погоне за стадами диких сокжоев на оленьих упряжках добирались до ледяного ламу.

      Ему по душе необъятная снежная ширь, ослепительная белизна снежного покрова, голые холмы, тянувшиеся друг за другом вдаль на восток. Очень скоро Ичээни, любознательный юноша, запоминающий все, что видели его глаза, полюбил бесконечную цепь этих заснеженных сопок. В них под снежным покровом таился сочный ягель. И это не все. Очень скоро молодой охотник понял, что эти сопки надежно защищают все живое от снежных бурь. А самое главное, тучные стада диких сокжоев облюбовали их окрестности. Откуда было знать юному ламуту, что сокжои приходили сюда, в таинственное царство сопок, с давних, незапамятных времен.

      Всем сердцем и душой юноша Ичээни полюбил этот суровый, но добрый, по сути, безбрежный край снега и льда…

      Мысль за мыслью, как паутины оленьих следов, потянулись воспоминания. Ичээни, теперь уже зрелый охотник, мысленно оглянулся назад и подробно вспомнил прожитое.

      Вспомнил, будто это было недавно, как ездил с отцом к берегам бескрайнего северного ламу в погоне за стадами сокжоев…

      Добрая улыбка осветила загорелое лицо молодого ламута. Перед его мысленным взором предстала милая Айсач, которая перевернула всю его жизнь.

      А начиналось все так…

* * *

      …Отец Ичээни, старец Гургули, слыл удачливым охотником. Он был крупного телосложения, сильный и выносливый. Пуще глаз берег верховых оленей. При кочевке или выезде на охоту часто их менял. Старался подолгу идти пешком, ведя за собой верхового оленя. Так он привык с молодых лет. И своим сыновьям привил бережное отношение к ездовым и вьючным оленям. «Больше ходите своим ходом. От этого не убудет ваша сила, а наоборот, станете крепче и выносливее, – часто повторял он. – Зато ваши олени сохранят силы…»

      Старец Гургули в каждую зиму уезжал на долгую охоту к заснеженным берегам ледовитого ламу. Брал с собой одного или двух сыновей и еще кого-либо из сородичей. Старца манили дикие сокжои. Захватывающая охота на них пленила его с тех давних лет, когда он был молодым и ловким.

      В таежных массивах, ближе к тундровым пастбищам, давно облюбовал он укромные места, где строил крепкие лабазы. Ремонтировал их каждую осень вместе с сыновьями. Это оправдывалось в охотничьей жизни. Порою охота удавалась. Бывало, всю добычу разом и не перевезти до стойбища. Тогда туши добытых сокжоев

3

Ламу – море, большая вода (эвенк.).