Dia de los muertos. Елена Крюкова

Она же уже ничего не видит. Почти ничего. И выкупаю ее, намою. Сделаю ей теплую, горячую ванну. Она будет сидеть в мыльной пене и смеяться, как ребенок».

      Он вернулся в спальню, сел за стол, уткнул лицо в ладони и заплакал.

      Он устроился на хорошую работу, на ночное дежурство, хозяин платил много, он недосыпал, зевал на лекциях, валился с ног, но через три месяца он заработал много денег.

      Он сделал бабушке операцию. Ей удалили катаракту. На обоих глазах.

      Когда он приехал за ней в больницу, встретить после операции, он поразился: в больничном холле, на кушетке, сидела невеста. Да, да, юная невеста, со странной белой непрозрачной фатой, фата спускалась со лба, закрывала глаза! Он подошел ближе и увидел: из-под бабушкиной каракулевой шапки на глаза спадала марлевая повязка. Улыбка изгибала бабушкины губы. Она накрасила их помадой – он знал: для него. У нее с собой в сумочке всегда лежали зеркальце, ярко-алая помада, маленький флакончик духов «Красная Москва» и старинная, в виде розовой муки, пудра в картонной пудренице.

      «Они мне не велели пока открывать глаза, велели пока под марлей. Но я уже все вижу, внучек. Все».

      «Кто – они?» – спросил Ром, и у него исчез голос.

      «Врачи».

      Ром, осторожно поддерживая бабушку под локоть, вывел ее на улицу. Весенний ветер пахнул им в лицо, взвил русые волосы Рома. Стояла чудесная весна, все цвело враз – и яблоня, и вишня, и сирень, и жасмин: все как обезумело, небо выливало на землю потоки цветов, старалось землю утопить в белой, розовой, искрящейся, духовитой, пьяной пене. Бабушка медленно переставляла ноги по тротуару. Поворачивала голову то вправо, то влево. Ром торжественно вел ее за руку, как в полонезе. Прохожие оглядывались на них. На лице у Рома горело огромным цветком счастье.

      «Бабушка, ты видишь что-нибудь из-под этой марли?»

      «Ромушка, я все вижу, все! Вон вишенка цветет! Какая красивая… невестушка!»

      Бабушка кокетливо отвела марлю ото лба пальцами в перчатке, чуть приподняла марлевую завесу над глазами. И тут же встала, и оторопела, и зажмурилась: свет ослепил ее.

      «Бабушка! Что с тобой!» Ром тряс ее за плечи, гладил по дряблым щекам.

      «Солнце… Ромушка, это солнце! Оно ударило мне в лицо! Сейчас пройдет, не бойся!»

      Они шли от больницы до дома пешком, так неповоротливо, тяжко, медленно, что Ром подумал: вот я превращаюсь в черепаху, – и бабушка больше не поднимала над лицом свою последнюю фату.

      Глава десятая. Сальса в кафе Алисии

      Дверь кафе на себя. С трудом подается.

      Огни, бешенство огней ударяет изнутри.

      Как люди, посетители выдерживают напор огня? Люди любят огонь. Они любят его издавна. Всегда. Вон пьют, едят, а на столе – толстая, как хвост носухи, свеча. Официантка несет на подносе тарелки, и в тарелках – огонь. Что горит? Еда горит?! Разве люди едят огонь?

      А, это просто повар на кухне блюдо такое сделал! Блинчики с коньяком, и коньяк поджег! Горит коньяк,