Яна, Дайяна, Марьяна. Надежда Нелидова

из брошенного соседского дома. И когда Сергей Ильич вышел за сушняком и заблудился – его, полузамёрзшего, притащил на себе Васька. Даша с мужем уже всякую надежду утратили, излазили весь лес вокруг сорвали голоса. Даша в отгороженной спаленке тихонько плакала.

      Выяснилось: старик заблудился в трёх шагах от дома, ползал кругами. Первая же еловая ветвь сбила с носа его очки – и сделала абсолютно слепым и беспомощным. Очки недавно откопал из снега под елью Василий.

      А пока сослепу Сергей Ильич успел набедокурить. На улицу его не выпускали: сильнейший гайморит. Решил сделать полезное дело: сварить на обед кашу. Нашёл в банках запечатанную гречку. А оказалось, то был гранулированный кофе – на ощупь и правда вылитые крупинки гречки, при сильнейшем насморке не отличить. Начал кашеварить, удивляясь, отчего каша не густеет…

      Даша вошла – аромат умопомрачительный как в кофейне, как в десяти кофейнях сразу! Вязкая чёрная жижа застыла битумом, после пришлось выковыривать ножом.

      … – По китайскому пути надо было идти, по китайскому! – визжит Василий. – Не истерить, не блажить с трибун ка Горбачонок: «Долой КПСС!» – а тихо-мирно выправлять экономику. Не сионистским журналом «Огонёк» прилавки забивать, а бытовыми товарами. Спокойно удовлетворить потребности населения – и всё, жила бы страна родная, и нету других забот. Молодцы, китайча! Нынче у них весь мир под мышкой пищит и ножками сучит. Верно говорят: дурак на своих ошибках учится, а умный на чужих. Да почему мы-то вечно на своих учимся?!

      – Вы сами и ответили на свой вопрос, – деликатно замечает Сергей.

      – Не скажи, Серёжа, – мягко возражает свёкор. Он несказанно рад найденным очкам, и то и дело трогает их за дужку: проверяет, на месте ли. – Страна, где живут дураки, не придумала бы радио, телевизор, электричество, самолёт, периодическую таблицу химических элементов…

      – В сущности, в Китае настоящего социализма и не было. Так, пока было выгодно, копировали, подражали. Подыгрывали Старшему Брату, – рассуждает Сергей. Он у печи мелко ломает сухие веточки для растопки.

      Василий тоже занят делом – и не баловством, не веточками. Содрал с соседних крыш листы цинка, приволок, сложил штабелем в сенях. Гнёт, сворачивает, клепает. Гул и грохот стоят невозможные.

      Получится длинная труба, которую они врежут в дымоход, в несколько слоёв обовьют избу – всё печное тепло будет отдаваться в помещение. Трубу выведут наружу, у самой земли: чтобы был меньше заметен дым.

      Хоть и леса, и на 30 километров вокруг ни души – а надо быть осторожными. Сейчас обитатели избушки предпочитают мёрзнуть, но не топить печь в ясные безветренные дни, когда столб белого дыма, кажется, упирается в самое небо.

      Итак, Василий громыхает цинком на всю избу и продолжает развивать любимую идею про Поднебесную.

      – Посмотрели узкоглазые на наш перестроечный дурдом, покрутили пальцем у виска, похихикали