Шкатулка княгини Вадбольской. Книга вторая: МЕСТЬ. Галина Тер-Микаэлян

истеме Ridero

      Глава первая

      Ранней весной 1789 года Вадбольские получили письмо от брата княгини Ивана Филипповича Новосильцева.

      «Дорогие сестрица Леночка и братец Петр, – писал он, – всей душой надеюсь, что вы и детки ваши в добром здравии. Сообщаю, что на Красногорку в Москве состоится венчание мое с девицей Елизаветой Татищевой, младшей дочерью покойного Евграфа Васильевича Татищева, статского советника. Венчаемся мы в домовой церкви Рождества Богородицы князей Голицыных, и на то уже получено нами разрешение митрополита, поскольку княгиня Мария Алексеевна Голицына, в девичестве Татищева, невесте моей приходится двоюродной теткой.

      Церемония будет скромной, но хотелось бы нам в этот значительный для нас день видеть рядом с собой близких людей. Счастливы мы будем безмерно, коли сможете вы, дорогие сестрица и братец, почтить нас своим присутствием. К печали моей и Елизаветы Евграфовны сестра наша Варя и брат Захар приехать не смогут. Однако батюшка наш, невзирая на преклонные свои годы, уже прибыл в Москву, чтобы дать мне и невесте моей свое родительское благословение, по желанию его была выбрана нами дата венчания. Батюшка говорит, что вы, сестрица Леночка и братец Петр, самые счастливые из его детей, потому что обвенчаны были на Красную горку…»

      После Пасхи князь и княгиня Вадбольские выехали в Москву. Встреча с братом для Елены Филипповны была тем более волнующей, что они расстались малыми детьми, а с тех пор им так и не пришлось свидеться. Однако она его немедленно узнала по сходству со стоявшими рядом с ним отцом и теткой Дарьей Даниловной Друцкой. Свидание княгини с родными было столь трогательно, что у всех присутствующих на глазах выступили слезы. Семнадцатилетняя невеста Лиза Татищева, когда ее представляли Вадбольским, ежеминутно краснела и от смущения боялась поднять ресницы. Ласково обняв девушку, Елена Филипповна почувствовала, как дрожат хрупкие плечики.

      – Милая моя, – сказала она, – я рада, что мы станем сестрами.

      Венчались молодые поутру на Красногорку. Платье у невесты было белое глазетовое, волосы напудрены, как полагалось, а венок на голове из красных роз. Свадебный обед, устроенный в доме Татищевых на Петровке, оказался, как и предупреждал княгиню брат, скромным. Когда пришло время танцев, и жених с невестой открыли бал полонезом, Филипп Васильевич незаметно отозвал Елену Филипповну в сторону, привел ее в далекую от зала небольшую комнату и, усадив рядом с собой на софу, взял за руку.

      – Прости, дитя мое, что тревожу тебя в то время, как все вокруг веселятся.

      Она поцеловала худую, слегка дрожащую старческую руку, прижалась к ней щекой.

      – Ах, папенька, что может заменить мне счастье оказаться рядом с вами? Нам так мало в этой жизни довелось быть вместе!

      – Когда ваша матушка удалилась в монастырь, чтобы оплакивать ваших погибших в огне сестер и молиться за них, я не имел права отчаиваться. Я должен был бороться с нуждой, думать о том, как дать вам надлежащее воспитание и устроить ваше будущее. И поначалу мне казалось, что с Божьей помощью я в этом преуспел: Иван должен был из корпуса выйти во флот, Захари удачно, как я полагал, женился, вы с Варей составили неплохие партии. Твой муж, благослови его Господь, помог мне рассчитаться с долгами. Когда мне сообщили о кончине твоей матушки, я неожиданно затосковал и ощутил себя безмерно одиноким, хотя мы с ней прежде много лет не виделись и даже не писали друг другу.

      Он неожиданно умолк, и на глаза его навернулись слезы.

      – Папенька, – с упреком проговорила княгиня, – отчего вы не написали мне об этом? Отчего не приехали ко мне, едва вас стали одолевать печали и одиночество? Мы с моим князем окружили бы вас любовью и заботой.

      – В этом я никогда не сомневался, – на губах старика мелькнула грустная улыбка, достав платок, он утер глаза и тяжело вздохнул, – но в моем возрасте трудно менять привычки. В Петербурге у меня много друзей, и хотя с Захари у нас отношения не заладились, но невестка Ксения и внуки всегда были со мной почтительны. Однако, главное, я ждал возвращения Вари из Парижа. Мне казалось, она вернется, и все в доме станет таким, как прежде, хотя она и замужем, у нее свой дом, своя семья. В завещании своем я отписал ей дом, чтобы навсегда связать ее с ним. Но Варя… Мне тяжело об этом говорить.

      Елена Филипповна погладила худую руку отца, с тревогой заглянула ему в глаза.

      – А стоит ли говорить, папенька?

      – Да, ангел мой. Иначе ты меня не поймешь. Варя… – из груди его вырвался вздох, – когда она вернулась, ее отношения с мужем уже не были такими, как до отъезда, казалось, они ненавидят друг друга. Нет, в обществе оба держались безукоризненно, но ведь от родного отца такого не скроешь. Когда я наносил им визиты, Варя была со мной ласкова и почтительна, но… Мне каждый раз казалось, она с нетерпением ожидает, когда я уйду.

      – Что вы, папенька, как можно говорить такое!

      Против ее воли это прозвучало неуверенно, и отец криво усмехнулся.

      – Твоя сестра… Мне кажется, я никогда прежде ее не знал. Полтора