Краденое счастье. Ульяна Павловна Соболева

я уже слышал.

      Усмехнулся как-то по-мальчишески задорно, и на смуглой щеке ямочка появилась. Он не русский. Я бы сказала, похож на испанца или итальянца… и акцент этот. Легкий, мягкий, но заметный. Все в нем обескураживало, искрилось, он горел. Человек-огонь. Гипнотизирует, завораживает, притягивает. Эти глаза с наглым блеском, эти губы в постоянной усмешке. У меня Дима. И я люблю его… Дима…Дима…Дима… Боже! Ну где я его видела? Гдеее?! Как будто только вчера и очень отчетливо.

      – Плохо слышали, – сказала я и отодвинулась еще дальше, прижимаясь к окну.

      – Проехали. Адрес говори.

      Я бросила на него опасливый взгляд и не поверила, что все так быстро и просто сейчас закончится. Как будто стою на крыше высотного здания на самом краю и вот-вот полечу вниз. Продиктовала адрес. Какое-то время мы ехали в тишине, только музыка орала на весь салон. Прислушалась к модному хиту, прислонившись лбом к стеклу. Начала согреваться…

      Ты пишешь мне письма, такие печальные…

      И в каждой странице сплошное молчание…

      Простые ответы, увидимся снова,

      Заклею в конверты я каждое слово.

      Ты уйдешь и не посмотришь вслед,

      а я бегу на красный свет…

      Так манят облака, в чужие берега,

      А я поранилась тобой нечаянно,

      А я сама себя сломала пополам…

      – Нравится?

      Не сразу поняла, о чем он.

      – Трэк нравится? Кто поет?

      Знает город и не знает модные хиты?

      – Светлана Лобода.

      Не отреагировал. Зачем спросил, не понятно. Въехали на мою улицу – темень беспросветная. Ни одного фонаря.

      – Твой муж не мог тебя забрать или встретить?

      – Он допоздна работает, – огрызнулась и старалась на него не смотреть, – а у меня есть ноги.

      – Я заметил. – приподнял черную, резко очерченную бровь и усмехнулся, поглядывая на мои колени и порванные колготки.

      Невольно поправила юбку, которая порвалась по шву сбоку при падении. Каждое его слово резало нервы. Казалось, что любое из них имеет какой-то подтекст и намек. Все в нем орало об уверенности, что он лучший. Во всем. Это чувство превосходства читалось в каждом жесте. И взгляд колючий, цепкий.

      – Коленку намазать надо. Аптечка в бардачке. Достанешь – я обработаю.

      И продолжает на ноги смотреть таким взглядом, что меня от него в дрожь бросает, и щеки разрывает от прилившей к ним крови.

      – Дома намажу. Как раз приехали. Остановите возле первого подъезда.

      Затормозил рядом с бордюром, выхватывая фарами старое здание. Я пулей выскочила из машины. Ни спасибо, ни до свидания. Лишь бы в подъезд заскочить, и чтоб дверь закрылась. Там домофон, и он просто так не войдет. Не оглядываясь, не благодаря. Просто сбежать, скрыться, исчезнуть. У меня муж дома, я счастлива, я любима.

      Я счастлива и любима. Счастлива и любима. Уже лет семь счастлива и столько же любима. Считая про себя ступеньки, спотыкаясь и чувствуя, как знобит и покрывается мурашками кожа. Скорее переступить