Почему бы и нет. Елена Стриж

Галина Анатольевна, – мама Вадима указала на кресло.

      – Присаживайся. Мы позвонили, сейчас они снова оперируют, к пяти разрешили приехать, а пока надо просто успокоиться.

      Оля смотрела на маму Вадима. Кажется, она была самой здравомыслящей в этой ситуации. Подогрела чаю, усадила всех за стол.

      – Что произошло, того не изменить, поэтому, Олечка, будем ждать. Я съезжу в церковь…

      – Я с вами, – Оля просто не хотела оставаться дома одна.

      – Хорошо, допивай чай и поедем.

      Молиться – значить льстит самому себе, полагая, будто словами можно изменить прошлое. Оля не верила в молитвы и все же поставила свечку. Она опять вспомнила, как они гуляли по парку под дождем, а после на последние деньги, что наскребли в карманах, съели одну пиццу на двоих. Ей его не хватало, хотелось взять его руку и приложить к своим губам. И вот теперь он там, лежит, и над ним колдуют хирурги.

      Они все вместе приехали в больницу, но пропустили только Галину Анатольевну и Олю. Ничего не изменилось, все те же трубки и множество приборов, которые пугали не меньше, чем вид искореженного тела ее мужа. Мама Вадима сразу засыпала врачей вопросами, она в свое время училась в мед академии, а после поменяла профессию, поэтому понимала, что происходит.

      – Привет, милый, – стараясь не заплакать, сказала она.

      – Он вас не слышит, – сказала медсестра и что-то подкрутила на приборе.

      – Я знаю, в коме, – Оля знала, что сейчас ему лучше быть там и не чувствовать били. – Я тебя люблю, – она пододвинула стул и, присев, осторожно прикоснулась к его обнаженному плечу.

      Однажды в детстве Оля видела, как разделывали корову в деревне, это было ужасное и в то же время столь интригующее зрелище. Она никогда не задумывалась, что там внутри тела, снаружи понятно, но там… Она смотрела, как складывали в тазик кишки, потом вырезали печень, сердце, легкие. И вот теперь, смотря на своего Вадима, она вспомнила те моменты из жизни.

      «Что такое человек?», – как-то спросила она у Лешки, старшего брата своей подруги. Он давно уже закончил школу, считался самым умным и знающим. «Вертикальная лужа», – был его ответ. Да, сгусток нервов и множество органов, на которые страшно смотреть, но именно это и есть человек, именно его мы любим.

      – Я люблю тебя, люблю, – тихо, чтобы никто не услышал ее, повторяла Оля.

      Она просидела почти час, потом ее попросили покинуть палату.

      – Ну что? – как только они спустились, спросила Олина мама.

      – Есть хорошие новости, – тут же заявила Галина Анатольевна.

      – Какие? – удивилась Оля. Ей казалось, что все плохо.

      – Он жив. Да, Олечка, это хорошая новость, жив. С такими травмами он бы…

      – Да как вы можете, он же ваш…

      – Доча…

      – Мама, он… Понимаешь… Он там…

      – Он живой, – опять сказала Галина Анатольевна. – Он мой сын, мне больно, но он живой.

      – И что теперь?

      – Сегодня была еще одна операция, какое-то время он будет на искусственном дыхании. Врачи подождут несколько дней и