В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту. Рана Авдиш

подготовки требовала от нас полностью полагаться на авторитет старших врачей.

      Нас приучали склонять голову перед опытом и положением, ставить их выше собственного мнения. Я сомневалась в надежности системы, главной целью которой является беспрекословное подчинение, а не открытый обмен информацией. Неужели нас приучили допускать медицинские ошибки, вместо того чтобы всячески их предотвращать?

      Неужели мы, сами того не ведая, построили систему, которая препятствовала эффективному взаимодействию и допускала ошибки, которых иначе можно было бы запросто избежать?

      Я поняла в тот момент, что моим почкам было предначертано отказать.

      В один прекрасный день ко мне в палату зашла женщина в больничной униформе и вальяжно прислонилась к подоконнику. Я не могла ее толком разглядеть: мало того, что у меня были проблемы со зрением после инсульта, так еще из-за солнечного света за окном ее лицо оказалось в тени. Она представилась медсестрой из отделения интенсивной терапии новорожденных и сказала, что была в операционной в ту ночь, когда я «рожала». Слово рожала показалось мне неуместным – в конце концов, со мной случилось нечто совсем другое. Поначалу я и вовсе подумала, что она перепутала меня с какой-то другой пациенткой, однако затем она стала описывать свою версию развития событий от своего лица, и я поняла – она действительно в тот день «принимала у меня роды», если так можно сказать, и теперь хотела рассказать мне о случившемся из первых уст. Судя по всему, она пришла, чтобы помочь мне поставить в случившемся точку.

      Она рассказала, что когда ребенка извлекли из моей матки, он был все еще полностью покрыт плодным пузырем, в то время как плацента полностью отделилась. Произошло так называемое полное отслоение плаценты – худший из возможных сценариев для ребенка. Суть была в том, что в какой-то момент в тот вечер плацента отделилась от стенки матки, полностью лишив ребенка доступа крови. Его достали уже мертвым. Они попытались установить дыхательную трубку, и им даже это удалось – чем она, судя по всему, гордилась – однако плод спасти не удалось. Он весил меньше полкилограмма. Медсестра говорила четко и намеренно серьезно. Она напомнила мне офицеров, которые звонят в дверь вдовам своих сослуживцев, чтобы сообщить трагичную новость.

      «Хотели бы вы увидеть ребенка?»

      Я вспомнила, как видела ребенка в последний раз – его неподвижное сердце на экране аппарата УЗИ в родильном отделении.

      Хочу ли я увидеть ребенка?

      «Нет», – категорично ответила я.

      «Что ж, очень жаль», – заявила она, явно разочарованная моим решением.

      Меня удивила ее реакция. Я даже и не думала, что подразумевается наличие правильного ответа.

      Я было хотела ей объяснить, что знала о смерти ребенка еще до того, как оказалась в операционной. Кроме того, будучи врачом, я имела достаточно неплохое представление о смерти, и мне не было нужды видеть своего ребенка, чтобы