Изгнанник. Всеволод Соловьев

матушка, не спрашивай, язык не повернется сказать.

      – Послушай, друг мой, да ведь дом-то московский, ведь ты его не продал – он твой?

      – Мой! Да все равно, что и не мой – заложен…

      – Ну а Натасовка?

      – Тоже заложена – жить нечем…

      – Да как же Машенька-то, ведь нужно о ней подумать. Ведь ее замуж надо выдать…

      – А уж это как Бог даст, для нее вот и маешься, нищенствуешь, каждый грош считаешь…

      Старая девица задумалась и в конце концов решила, что тут что-то да не то. Она обратилась к графине Вере Павловне:

      – Что это брат говорит: вы разорены? Он проиграл? Как такое могло статься?!

      Вера Павловна захлопала глазами и закатилась своим резким смехом, который всегда шокировал несколько чопорную и очень сдержанную старушку.

      – А ты ему и веришь, мать моя? Или до сих пор не научилась понимать своего любезного братца? Врет он все, ничуть не разорены. Проиграл он – это верно… и вот с тех пор дурь на себя напустил, представляется разоренным, перед всеми хнычет… Рехнулся он совсем, мать моя, вот что…

      Старушка-графиня, хотя и знала за своим братом всякие чудачества, но все же не могла прийти в себя от изумления.

      А Вера Павловна продолжала:

      – Гляди, каким нищим вырядился… Поверишь ли, ведь в город нарочно ездил придумывать себе такую одежду, у старьевщиков шубу купил…

      – Фи! – с невольным отвращением воскликнула старушка. – Неужто ему самому не противно?

      – А это ты его самого и спроси… И ведь все почему? Мне на смех! Я ведь хотела одна сюда приехать, порядочно устроиться, взять Машу, повеселить ее… Ему смерть не хотелось из деревни. А как узнал: нет, говорит, я поеду. Ну вот и приехали, вот и устроились, видишь, как по-барски!

      – Да ведь он и впрямь сумасшедший?

      – А то нет!..

      – Как же ты-то, сестрица, допускаешь это?

      Вера Павловна опять закатилась смехом.

      – А мне что, пускай себе потешается. Эх, матушка, надоело мне все хуже горькой редьки, а пуще всего Петербург ваш – терпеть его не могу, вот возьму да и уеду опять в деревню, а за мной и он потащится и дела все забудет…

      – Как же Мари?

      – Маша-то – да я уж и не знаю… как ты рассудишь, сестрица?..

      Тетушка задумалась…

      – Незачем вам было и приезжать, – проговорила она.

      – Слова твои верны, мать моя, незачем – и я говорю, незачем было приезжать сюда…

      Тетушка уехала, повторяя: «Да ведь это сумасшедший дом, сумасшедший дом!»

      Но тут было, пожалуй, еще хуже, чем сумасшествие.

      Граф Натасов смолоду ничем не отличался от людей его звания. Служил он в гвардии, кутил напропалую. Затем, рано лишившись родителей, вышел в отставку и приехал в свое наследственное имение. Объездив соседей, он встретился с Верой Павловной. Она считалась одной из самых богатых невест той местности, собой была нехороша, но зато бойка, за словом в карман не лезла, хохотала без устали, не чинилась с молодежью. А молодому