Скиталец. Игорь Ковальчук

обнажившаяся кожа была подобна перламутру изысканной раковины из таинственных глубин морей, откуда ее извлек отважный ныряльщик… В закатном? Посмотрев на небо, Дик убедился, что уже вечер.

      Так же, как когда они вышли из кольца лимассольских стен, свет солнца, похожего на темно-желтый бриллиант, через который человек смотрит на лампаду, заливал осыпающиеся сады. Ветер нес лепестки – еще на пару дней должно было хватить этого бело-розового великолепия, потом наступит время другой красоты. Море в чешуйках расплавленной бронзы дышало, словно живое, прибой разбивался о скалы и уходил обратно осколками волн.

      Он положил ее на мох, и девушка обняла его. Ее губы были необыкновенно теплы, и, вспомнив, какими холодными казались ему ее прикосновения, он порадовался, что не пожадничал и сделал все как надо. У него мутилось сознание от усталости, холодный пот выступал на лбу, к горлу подкатывала тошнота – отчего было особенно стыдно, – но он не желал этого показывать. Серпиана ласкала его, а ему больше всего хотелось закрыть глаза и заснуть еще на годик.

      Она прижималась к нему, потом вдруг нашарила его ладони и приложила их к своей обнаженной груди, помяла холодные пальцы. Он почти терял сознание.

      Ее ароматное дыхание тревожило его волосы.

      – Ты надорвался, верно? – прошептала она. – Я чувствую. Отдохни… Отдохни…

      А больше он не слышал ничего. Его унесло в небытие, вязкое, как смола, где не было снов, а только усталость.

      Он не думал, что проснется утром, но тем не менее проснулся – слабый, как младенец, с ноющей, колкой, как еле, болью в груди, с плывущими перед глазами цветными пятнами – но живой. Даже близость источника не помогла ему ничем, наоборот. При попытке зачерпнуть оттуда энергии Дик едва не потерял сознание, как глупая барышня, и решил больше так не позориться.

      Серпиана хлопотала вокруг него с ненавязчивой и мягкой заботливостью. Она устроила его на мху, а когда он очнулся, уже ждала его пробуждения с ободранной тушкой какой-то птицы. Протянула ему:

      – Ешь.

      – Это? – Он с недоумением взглянул на сочащееся кровью мясо. – А приготовить?

      – Где, чем и из чего я, по-твоему, должна развести костер? – невозмутимо спросила она. Обвела свободной рукой вершину приземистой горы, где был только мох – и ни единой веточки. – А заодно придумай, в чем это можно приготовить.

      Он посмотрел на нее, стоящую перед ним практически обнаженной, но без всякого смущения, а потом на голые камни, которые их окружали.

      – Ну я понимаю, но… Но не могу же я есть сырое мясо.

      – А ты пробовал? – лукаво спросила она, отрывая у птицы одну из ножек.

      – Только рыбу, – признался он. – Однажды.

      – Птица довольно нежная. Попробуй. Всяко лучше, чем сидеть голодным.

      Он пожал плечами и, взяв себя в руки, решительно вонзил зубы в сырое мясо.

      Птица и в самом деле оказалась довольно нежной. Дик справился с одной ножкой и потянулся за следующей.

      – Соли