Мальчик с голубыми глазами. Джоанн Харрис

выглядишь измученным, Би-Би, – заявила она, здороваясь со мной сочувственно тихим голосом, словно с инвалидом. – Надеюсь, ты заботишься о своем здоровье?

      В Деревне всем известно, что Элеонора Вайн страдает ипохондрией и ежедневно принимает штук двадцать разных пилюль, а также непрерывно дезинфицирует все в своем доме. Когда-то, лет двадцать назад, уборку у нее делала моя мать, затем Элеонора вернула себе эту привилегию, так что ее часто можно видеть за кухонным окном, где на подоконнике цветут бархатцы; она неустанно полирует фрукты на хрустальном блюде, всегда стоящем посреди стола, и на ее худом бесцветном лице отражается смесь радости и беспокойства.

      Я как раз слушал последний плей-лист на айподе. Мрачноватый, насмешливый голос Вольтера – контрапункт меланхоличному напеву цыганской скрипки – казался воплощением зла и порока.

      …И это так просто, когда ты грешен.

      Но такова жизнь, видишь ли.

      Сам дьявол снимает передо мной шляпу…

      – У меня все отлично, миссис Вайн, – бодро сообщил я.

      – И у тебя ничего не болит?

      Я покачал головой.

      – Да что вы, у меня даже насморка нет!

      – Просто тяжкая утрата порой вызывает физическое недомогание, – пояснила она. – Старый мистер Маршалл заполучил пневмонию через четыре недели после смерти жены. И умер, прежде чем на ее могиле успели воздвигнуть надгробие. «Икземинер» назвал это двойной трагедией.

      Только представив себе, как я чахну с тоски по Найджелу, я не выдержал и улыбнулся.

      – Слышала, участники семинара успели по тебе соскучиться.

      Улыбка моя сразу увяла.

      – Да неужели? Кто вам сказал?

      – Так, люди говорят, – уклончиво ответила Элеонора.

      Ну еще бы! Конечно, люди! Ядовитая старая корова!

      Шпионит за мной и обо всем доносит матери, вот уж в чем я ни капли не сомневаюсь! И дополнительное спасибо Терри, еще одной шпионке, которая завелась среди членов нашего семинара «Литературное творчество как терапия», этого сборища паразитов и тупиц, с которыми я якобы делюсь – да еще и конфиденциально, как они считают, – подробностями своей беспокойной жизни.

      – У меня было много дел, – сухо заметил я.

      Элеонора одарила меня сочувственным взглядом.

      – Понимаю. Тебе, наверное, нелегко пришлось. А как Глория себя чувствует? У нее все в порядке?

      Миссис Вайн оглядела гостиную, жадно ловя любую мелочь, достойную ее внимания сплетницы, – полоску пыли на каминной полке, пятнышко на одной из фарфоровых собачек из материной коллекции, – все, позволяющее предположить, что Глория совершенно сломлена горем.

      – О, вы знаете, мама вполне справляется.

      Тогда Элеонора вручила мне бумажный пакет со словами:

      – Я тут кое-что ей принесла. Это биодобавка, иногда я пользуюсь ею, особенно при плохой погоде. – Она одарила меня уксуснокислой улыбкой. – Судя по всему, тебе и самому