Метро 2035: Питер. Битва близнецов. Шимун Врочек

насторожился, огляделся, прислушиваясь. Лицо внимательное, черты лица заострились.

      Чудовищный крик то затихал, то становился громче – но все длился и длился. Это было похоже одновременно на плач ребенка и вопль боли тысячи людей. И победный крик обезумевшего от крови птеродонта.

      Гость покрутил головой. Глаза холодные, прищуренные.

      «Глаза убийцы», – подумал Юра. По спине пополз холодок. Но в следующее мгновение он отогнал эту мысль.

2. Крик чудовища

      Крик оборвался. Но еще несколько секунд казалось, что он продолжает звучать – колеблется чем-то вроде эха в натянутых, как струна, нервных волокнах.

      «Что, черт побери, это было?» – подумал Убер.

      Он выпрямился, посмотрел на Юру. Парень заметно занервничал, отводил глаза. Убер оглядел его с интересом. Русский или белорус, может быть. Лет шестнадцать, возможно, чуть больше. Шатен, сложение довольно хлипкое, но это может пройти с возрастом. Вдруг он вообще квадратом будет. Взгляд слегка близорукий. А вот это в условиях метро редко проходит. Вид у парня недовольный. Тонкие черты лица. Несколько прыщей украшают высокий лоб. «Как тебя там? Юра, кажется? – подумал Убер. – Дуралейкин… Черт, вот же сочетание имени-фамилии. Не хочешь, а оговоришься».

      Юра наконец грубо сказал:

      – Чего?!

      Убер почесал затылок, затем лоб. Затем опять затылок. Легкий массаж затылочной области всегда помогал ему соображать.

      – Что это было? – спросил он наконец.

      – Не знаю, – сказал Юра.

      Убер усмехнулся. Ну, конечно, конечно…

      – Серьезно?

      – Да, а что? – с вызовом спросил Юра. Уши у него покраснели.

      «А парень-то совсем не умеет врать».

      Убер хмыкнул.

      – Я же вижу, что ты врешь.

      – Вру и вру, тебе-то какое дело? – сказал Юра. – Станция не твоя.

      Убер засмеялся.

      – Что смешного?!

      – У тебя уши горят, брат Юра. Чувствуешь запах? Будь на тебе противогаз, уже резина бы оплавилась. Ладно, не хочешь, не отвечай. Ты прав, станция не моя. Да мне и неинтересно, в общем… – Убер пожал плечами.

      Скинхед отвернулся, сунул «химзу» в мешок для санитарной обработки. За спиной – молчание. Убер закинул наживку и ждал. Он стянул шнурки мешка, обмотал вокруг горлышка и затянул.

      Юра заговорил, нехотя и сквозь зубы, как под пыткой:

      – Это туннели стонут.

      Убер быстро повернулся. Поднял брови.

      – Правда?

      Юра кивнул.

      Убер опустил мешок на пол. Задумчиво погладил кончиками пальцев шрам над бровью.

      – Как трогательно, – сказал он. – Как, не побоюсь этого слова, поэтично.

      Юра замолчал. Насупился и закрылся. «Ну, чтоб тебя».

      – Обиделся, что ли?

      Молчание. «Вот черт. Это ведь почти ребенок».

      Убер заговорил серьезно и мягко:

      – Извини, брат Юра. Все нормально. Это твой монастырь. И твои правила.

      – Мой – что? – Парень поднял голову, в глазах плеснулось недоумение.

      Убер тяжело вздохнул. «Боже, мы теряем культуру».

      – Станция