Крик. Ваня Кирпичиков

софов провинциального городишки. Назывался этот организм ”Крестовый валет”. Участников сего богемного объединения было мало, но количество алкоголя, выпиваемого ими за душевный вечерок, зашкаливало все вообразимые нормальным человеком нормы.

      Собирались эстеты в коммунальной квартире, полной крыс, блох и клопов. Смрад и зловоние, шедшие от общего туалета, от кухни, наполняли скромную комнатенку, где располагались за столом деятели ”Крестового валета”. Это не мешало бурным обсуждениям, баталиям и спорам. Портвейн дешевый и угарный, веселый и чумной заправлял умишками ценителей живописи и философских дремучих идей. Действа происходили вечерами и длились допоздна, пока кто-нибудь не падал под стол от обилия спиртного или от внезапно родившейся гениальной идеи на почве рассуждений о мироздании. Кто-то впадал в истерику, доказывая некую, только ему понятную концепцию всего существующего, а кто-то уходил сам в себя, чувствуя свое богозначение и недосягаемость. Кто-то декларировал какую-то новую общественную мораль, а кто-то доказывал перспективы развития иного направления в мире живописи. Все это сопровождалось бурным виночерпием.

      Как полагается в богемном мирке – никто из участников ”Крестового валета” не работал. Это мешало умодвижению и рассуждениям обо всем сущем. “Работа ум гнетет!” – так говорили искусствоведы. Портвейн и скудная закуска покупались на деньги, вырученные от продажи картины одним из участников союза. Все были довольны положением дел и надеялись на очередную успешную сделку.

      Аристарх Лентов, 46-летний любитель философии и авангардной живописи, пропагандировал в ”Крестовом валете” идеи бессмертия. Он насмехался над смертью, боязнью людей перед ней. Аристарх громогласно смеялся над участниками альянса,  верующими в смерть. Он считал их нытиками и ущербными субъектами.

      Иногда напившись жаркого напитка и забравшись на стол, в пьяном угаре кричал: ”Долой смерть! Долой смерть!” После чего спрыгивал со стола и мчался  к зеркалу, спотыкаясь о пустые бутылки. Смотря на свое изображение, он визжал : ”Вот же я! Вот же я! Живой! Живой! Где же ты смертушка, где?” Далее валился на кровать и бился в истерике, брызгая слюнями и отхаркивая, оставшийся в утробе, портвейн.