Своя комната. Вирджиния Вулф

и фабрикантов – тех, кто сколотил состояние на промышленном производстве. Меценаты добровольно жертвовали огромные суммы, дабы закупить стулья, нанять больше преподавателей, создать фонд стипендий – и все это для учебного заведения, которое выучило их самих. Дальше – больше: библиотеки, лаборатории, оснащенные дорогим и точным оборудованием. А ведь несколько столетий назад здесь росла трава и рылись в грязи свиньи.

      Прогуливаясь по двору возле часовни, я поняла: все, что меня окружает, стоит на прочном фундаменте из золота и серебра. Там, где росла трава, появилась основательная булыжная мостовая. По лестницам деловито сновали мужчины с подносами, в ящиках под окнами весело пестрели цветы, из помещений доносились звуки патефона. Я невольно унеслась мыслями куда-то далеко, но бой часов вывел меня из забытья. Настало время обеда.

      Любопытный факт: писатели пытаются уверить всех, что обеды в компании обязательно запоминаются какой-нибудь особенно остроумной фразой или мудрым поступком. Причем очень мало внимания уделяется самой еде. Словно все писатели сговорились не упоминать о супе, лососе или утке. Будто суп, лосось или утка – малозначимые детали. Можно подумать, никто за столом не выкуривает сигару и не выпивает бокал вина. Придется мне нарушить традицию и сообщить вам, что в тот день на обед подали глубокое блюдо с морскими языками под белоснежным сливочным соусом, на котором кое-где темнели пятнышки подрумяненной корочки – почти как на боках самки оленя. Потом были куропатки, и если вы представили голенькие коричневые тушки на тарелке, то сильно ошиблись. Куропатки явились во всем своем великолепии и разнообразии, со множеством подливок и овощей, пряных и сладких. Добавлю, что каждая комбинация подавалась в свою очередь: с тончайшими кружками картофеля, в меру хрустящими, но и не слишком твердыми; с кочанчиками брюссельской капусты, строением листьев напоминающими бутоны роз, правда, более плотные. А когда мы покончили с жареным мясом и гарниром, молчаливый официант (похожий на педеля, только более обходительный) подал обернутый в салфетки десерт, увенчанный волнами из сахарной глазури. Назвать этот кулинарный шедевр пудингом, который делают из обыкновенного риса и тапиоки, не повернулся бы язык. Винные бокалы вспыхнули золотом и багрянцем, были опустошены и наполнены заново. И постепенно в груди, там, где душа, зажегся не тот резкий электрический свет, что порождает громогласное острословие, а не заметный постороннему глазу теплый огонек, способствующий интимной беседе. Не нужно спешить. Не нужно стараться произвести впечатление. Достаточно быть самим собой.

      Как хорошо! Мы заговорщически переглядывались с портретом Ван Дейка. Жизнь казалась прекрасной и удивительной, недовольство и обиды – мелочными и ничтожными, а дружба и общение родственных душ – самыми чудесными вещами на свете. Я закурила сигарету и блаженно откинулась на подушки стоящего у окна дивана.

      Если бы рядом имелась пепельница,