Бесчеловечность. Иван Верёвкин

закурил, сделал первую глубокую затяжку и меня «осадило»: земля потеряла свои первоначальные очертания и поплыла то вправо, то влево, покачиваясь, как покачивается на волнах судно с мелким водоизмещением.

      Я все еще не понимал, что произошло с этим злосчастным банком: выглядело все так, как будто произошел пожар, но для простого пожара согнали слишком много «мусоров» и пожарников. Похоже было на взрыв, теракт, не знаю, но зачем взрывать отделение банка не в самом проходимом месте? И что здесь делала мама?

      Она жила в другом районе, собственно, там же, где мы раньше жили вдвоем. Папа ушел от мамы еще до моего рождения, потому что на середине срока наблюдающий гинеколог сообщил родителям, что у плода ярко-выраженные пороки развития. Другими словами, сказал, что я рожусь инвалидом без руки и без ноги, причем с одной стороны. Одностороннее движение, знаете ли. Отца это немного не устроило, и он настаивал на аборте, равно как и гинеколог, но мама отказалась, и отец ушел, сказав, что не хочет смотреть на это убожество. На меня, то есть. Ставка не сыграла: я родился в базовой сборке – две руки, две ноги, – правда без приключений не обошлось: похоже, я очень хотел похвастаться обеими ногами и решил показать их первым делом, в связи с чем роды вышли не совсем обычными – своими телодвижениями я каким-то образом намотал пуповину на шею. Получилась петля, на которой я почти повесился, – хорошо, что акушер был мастером от бога и смог вращением снять петлю. Прогноз был неутешительный: слабоумие, а при худшем варианте – парализация всего тела ниже шеи. Ничего из этого, к счастью, не произошло. Похоже, я очень сильно хотел показать отцу, что с самого рождения готов выпутываться из любого дерьма и оставаться при этом невредимым.

      В итоге мама осталась одна с новорожденным на руках – родители ее умерли к тому времени уже лет пять как. Повезло, что прадед был одним из видных членов партсобрания и, видимо, редкой мразью, судя по рассказам матери, а также по двухкомнатной квартире в «сталинке» напротив парка Горького, которая маме досталась по наследству и которую она с радостью продала после ухода отца, а взамен купила двушку на Выхино, таким образом, обеспечив себе возможность не работать лет так пятьдесят. В ее планах было по-другому: покуда я не смогу отрезать себе хлеба и колбасы и поставить чайник на помятую временем газовую плиту. Правда, вмешался дефолт девяносто восьмого, поэтому научиться делать бутерброды и заваривать чай мне пришлось немного раньше.

      – Здравствуйте, я майор Востриков. – произнес мужчина в штатском, направляясь ко мне. Выглядел он неважно – бледная кожа и отсутствующий взгляд выдавали его ужас от увиденного и произошедшего. По тому, как он подходил ко мне, неуверенно потирая пышные усы, я понял, что он ищет нужные слова, такие слова, которые способны меня обнадежить и успокоить, но не находит их.

      – Что тут произошло? Где мама?

      Трясущимися руками майор достал пачку сигарет «Мальборо», потом несуразно вынул из левого кармана зиппо такого же ярко-красного цвета, и, прищурив глаза, закурил. Первая затяжка длилась секунд пятнадцать, было