Бардо дождя. Александр Уваров

вовсе не моргаю.

      «Признаки в ощущениях таковы»

      Предписание.

      Сего дня, двадцать первого сентября две тысячи сто девяносто шестого года прежнего счисления, он же тридцать второй год Свободы и Смирения, мобильной службе Комитета воздаяния предписывается произвести оперативное изъятие гражданина конфедеративного округа 37 свободной территории Реутов-6, биоединицу уровня 0-0-22:

      – Стейн Тимофей

      Причина: терминальное состояние.

      Время фиксации: 21 – 09 – 32 Свободы и Смирения, 22 часа 06 минут.

      Начало акции изъятия (заполнять строго от руки! за личной подписью начальника мобильной группы!): 22 часа 32 минуты

      Решения о проведении санации будет принято дополнительно капитаном Комитета уважаемым Гуром Борисси по представлению рабочей группы.

      Внимание! Материалы оперативной разработки привлечённых агентов в рамках оперативной акции «Терминал-1» не подлежат общему учёту в канцелярии Комитета.

      Хранение в особом режиме!

      Уровень 0-0-22. Биоактивность понижена. Состояние «Нигредо».

      Двадцать два. Сумма – четыре.

      Цифровое обозначение смерти.

      Настойчивая фиксация на образах распада, ухода, небытия.

      Холод. Сухо-горький вкус земли, мучительно тянущий желудок на выверт.

      Монстры, чудовища, нежить.

      Некорректируемое депрессивное состояние.

      Ноль – на первом уровне. Отсутствие социальной мотивации.

      Ноль – на втором уровне. Отсутствие социальной активности.

      На третьем уровне – двадцать два. Шелестят бумажные розы.

      Стейн, это приговор. Правда, Тима?

      – Вам известна причина вашего ареста?

      Старая, добрая, тёплая на ощупь бумага. Так давно не прикасался к ней! Пластик холодный, полимер холодный, всегда холодный – когда бы ни коснулся его.

      Всегда, чёрт бы его драл! Всегда!

      Мычу, киваю в ответ.

      – Я слишком печален. Так, кажется?

      Офицер улыбается.

      – Так, друг мой. Так. У нас мало времени. Мало, потому что вы очень печальны.

      К делу?

      – К делу! Лекарства вам давали? Укол?

      Киваю в ответ. Возвращаю копию предписания.

      Отчего отпечатали его на бумаге? Такая расточительность… Такая честь для простого «аута» получить такое роскошное, бумажное, с печатью Комитета – в распоряжение. Хотя бы на три минуты.

      И сколько времени потратили на меня добрые санитары!

      – Ещё обследование…

      Поёживаюсь. Зябко. Отобрали одежду. Да, так себе одёжка была. Потёртые полимерные брюки. Серо-стального цвета. Красная, из лаковой бумаги, накидка – подарок благотворителей.

      – У вас долг? И проблемы в личной жизни?

      У меня нет проблем в личной жизни. У меня нет личной жизни.

      Теперь без одежды. Не считать же одеждой бледно-зелёный больничный мешок из прорезиненной ткани, что набросили на меня комитетские санитары.

      Улыбаюсь.

      – У меня проблем уже нет. Проблемы кончились.

      Офицер улыбается.

      – Мы в курсе, Тимофей. Социальная ангезия с летальным исходом. Печальный результат психологической травмы…

      Мужичок приторно-интеллигентского, прямо-таки вызывающе профессорского вида (синяя академическая мантия, золотистая налобная повязка, просветный ридер сжимает длинными свечными пальчиками, бородка – как положено, торчком и спутанная) сидит в уголке кабинета.

      Тихо сидит, но быстрыми глазаками сверкает в мою сторону.

      А тут он голос подаёт. Хихикает. И не как-то робко, тихо, в кулачок. Очень даже громко. Потом прыскает, слюной обмочив поднесённый ко рту кулачок.

      – Ангедония! Ха! Вот этот случай! Он не испытывал удовольствия от варки в котле нашего дегенеративного социума! Какой редкий случай!

      И снова: «хи-хи-хи!»

      По хозяйски себя ведёт. Я сразу это почувствовал. Сидит вроде и незаметно, но ведёт себя…

      Кто такой? Что забыл этот огрызок образованский в комитетском кабинете? Зачем к капитану заглянул?

      Не из любопытства же. По мою душу… Собирает материалы для очередного доклада?

      Может, и собирает. Но стали бы гада такого в Комитете принимать. И двери перед ним открывать. И навытяжку…

      И представить себе не мог, что можно сидеть навытяжку. А капитан вот сидит. Перед «профессором» худосочным тянется (я сразу странного мужичка стал мысленно называть профессором… ошибся, конечно… кто ж первому взгляду верит!)

      Чего тянется?

      Вот, перестал тянуться. К делу перешёл.

      – Терминальное поведение в социально опасной форме…

      Провёл