Буйный. Дана Стар

пёсик. Правда. Прости, друг.

      Я жить хочу. На волю хочу!

      Если поймают, башку снесут без разговоров. Пулю в упор. В голову.

      Бросил камень в болото. Руки в крови. Вытер о штаны и снова побежал.

      Сутки шарахался по лесу, заметал следы, прятался то на деревьях, то в болоте, пока не утопил там свои ботинки. Как-то киношку видел, где зек один точно так же учудил, чтобы менты приняли беглеца за утопленника. Авось прокатит!

      И я попробовал. А сам в болотных кустах спрятался и раза три чуть было не провалился на это смердячее дно и не пошёл в расход на корм жабам.

      – Ну что скажете?! За*бался я уже гоняться за этой мразью. Может, он и вправду подох? Утопился? Глянь! Лорд что-то нашёл.

      Укрывшись в кустах, я видел, как ментовский пёс вытащил мой сапог из трясины. Чтобы псина не учуяла запах, я измазался в медвежьем дерьме.

      – Сапог. Всё ясно.

      – Ладно, сваливаем. Видать, и вправду захлебнулся, сукин сын!

      – Вот теперь понятно, почему целая бригада вторые сутки подряд рыскает под каждой кочкой, да никак не сыщет гниду.

      – Тут самое место падали.

      – Ага. В своей стихии.

      – Я бы, честно, не прочь был из него всю говноту выбить. Затрахал меня. Мразота та ещё. Пристрелил бы. В башку. Чтобы мозги по земле размазались. Бесит, тварь.

      – Говорят, бывший чемпион подпольных боёв.

      – Ага, пизд*т тот, кто говорит. Мы ему каждый день с парнями хлебало чистили, воспитывали, так сказать. Ни хера он не чемпион. А дерьмо собачье.

      Выродки заржали, а их смех начал стремительно отдаляться.

      Помянув беглеца «добрым словом», хуи в погонах закрыли дело о побеге и отправились обратно в застенок. Я сжал кулаки, сцепил зубы до хруста, чтобы не сорваться и не проломить им черепа за словесную грязь и ложь, в которой они меня топили. А за издевательства в карцере – яйца бы каждому оторвал и в глотку затолкал, чтобы жрали и давились.

      Никогда! И никто из них, включая других заключённых, за четыре с половиной года каторги так и не поставил меня на колени.

      Слишком опасен. Крайне беспощаден. До пены на зубах агрессивен.

      Часто срывался и месил в тюряге своих ненавистников до кровавого поноса и рваных ран по всему телу.

      Говорил же себе!

      Буйный. Не буянь! Придержи внутреннего быка.

      Но нет же. Слишком горд и слишком взвинчен.

      Горячая кровь, трудное детство, четыре года строгача сделали своё дело.

      И я такой, какой есть сейчас.

      То бишь… Конченый психопат.

* * *

      День в пути. Как же жрать охота! Ещё и рана, сцука, жжёт неимоверно.

      Воспаление, не иначе. Пару дней – и мне кранты.

      Но, слава обстоятельствам, пережив двое суток изнурительного похода в никуда, в конце концов я вышел на некую проселочную дорогу, что привела меня в неизвестное, богом забытое село.

      Кругом нищета, грязь, смердит коровьим дерьмом… Атас, одним словом.

      Но грех жаловаться. От меня, между прочим, смердит не лучше. И на этом спасибо, что отыскал хоть какую-никакую, но цивилизацию.

      Время