Трилогия Лорда Хоррора. Дейвид Бриттон

«Ай-би-эм» вычистит всю пахоту и бюрократию второсортных художников.

      – Не забывайте о второсортных архитекторах, – сказал Озимандий, оглядывая компьютерную машинерию. – Только подумайте, что бы из этого сделал Ле Корбюзье.

      – Ле Корбюзье был придурок, – рьяно согласился принц Рулетт. Его зулусские черты дернулись, и многие татуировки, покрывавшие его лицо, пошли рябью. – Хитлер страдал от тех же иллюзий, что и бедняга Ле Корбюзье. Не забывайте, я знавал их обоих, и оба они были архитекторы. Ле Корбюзье был тварью убогой, работал в железобетоне. Человечество высадилось на луну, а вы только представьте – этот паяц, бывало, утверждал, что мы с собой потащим туда мешки с цементом. Тяжесть его ума и тяжесть бетона вполне заслуживают друг друга.

      – Для Хитлера, – сказал Озон, – райнские леса были метафорой устремлений готической соборной архитектуры. – Озон извлек сворю кукурузную трубку, и из его раздутых ноздрей повалили веера дыма. – Хитлеру было хлебом не корми дай лишь этих старых тевтонских легенд про Германию лесов и охотников, живших мечом и кинжалом. – Пигмей схватился покрепче за медные леера воздушной палубы и рывком подтянулся на нижние снасти. Глядя сверху вниз на двоих человек, он произнес: – Хитлер был так парадоксален. С одной стороны – подлинный человек Двадцатого Века, использовал новейшие достижения техники, компьютеры, лазеры и все виды современных вооружений. А если их еще не изобрели, он волею своей подталкивал к их изобретению. Однако в то же время он был суеверен и мог сказать: «Das Maschinenenmenschen gehen aufeinander los, um zu entdecken, sie zwar keinen Geist besitzen, aber sterbend den Geist aufgeben können» – «Люди-машины напада́ют друг на друга, дабы узнать, как бы ни были они бездуховны, что они по-прежнему способны отречься от призрака».

      – Художественно и философски он был дислексик, – проворчал Озимандий. – Поддерживал Ницше, а ассоциативно – и Шопенхауэра. Однако Шопенхауэрова теория слепой, стремящейся и неугомонной воли отнюдь не была призывом к политике, основанной на понятиях крови и расы; а его этика отрицанья жизни едва ль была близка Адольфу Хитлеру и его соратникам.

      – Быть может, он намеренно пренебрегал этим толкованьем, – ответил Озон. – И, наверное, подменял эту веру сюрреальным позитивизмом, который выводил из негативизма, – положительное действие из отрицательной мысли. Сновидческая деятельность – воспитание сновидения наяву – играла большую роль в натуре Хитлера. И это тоже у них было общим с сюрреалистами.

      Бон Тон Рулетт вгляделся в Озона из-под торопливых жучиных своих бровей.

      – Когда обреченных французских евреев тысячами сгоняли на спортивные арены, какие некогда служили дружелюбным развлеченьям, – вот это у нас сюрреалистическая ситуация. – Он глянул на хмурый свет полумесяца, низко висевшего на востоке над Оксфордом, над Восточной Англией, над Северо-германской равниной, над Россией, над всем медленно перемалывающимся земным шаром. Он продолжал говорить: – Хитлер часто утверждал, что сюрреализм, как и он сам, возник из бунта против условий человеческой жизни