Трилогия Лорда Хоррора. Дейвид Бриттон

деревянную перегородку, перекрывавшую ему обзор, он успел увидеть крепко сколоченного мужчину в клетчатом пиджаке – в ком немедленно признал Фредди Миллза, боксера и телеведущего, – который замахивался кулаком на ларечника. Тот опрокинулся на спину, и Миллз перевернул ларь с пластинками на еврея-оппортуниста. Даже не оглянувшись, с крайне довольным видом знаменитость вышла из лавки и растворилась в толпе. Из воспоследовавшего разговора Хоррор выяснил, что еврей пытался продать Миллзу пластинку Алмы Коган.

      Вниманье его этим инцидентом обострилось, и он двинулся к стойкам женского вокала. Уже с гораздо меньшим интересом к тому, чем занимается, он вытаскивал долгоиграющие пластинки таких певичек, как Лита Роза, Ив Бозуэлл и Марион Райан. Затем в лавку снова забрели Менг и Экер, и он живо передал им альбомы, прежде чем выбирать пластинки биг-бэндов. Он изъял записи Леса Бакстера, Уолли Скотта, Стэна Кентона – и вытянул экземпляр «Большого сердца Англии» Теда Хита. Эта маленькая редкость придала смысл всему упражнению. Пластинка избегала его с 1952 года, когда ее и выпустили. Он прочел список песен: «Семейка Гроув», «Что мне говорить?», «Марк Сэйбер» и другие темы из телевизионных программ, – после чего добавил альбом к той кипе, которую в руках уже держал Менг. – Хитлер в Мидленде.

      Голос он услышал внезапно – свистящим интимным шепотом, – когда стоял у кассы и расплачивался. Тот ясно проплыл по битком набитой лавке. Хоррор был уверен, что донесся он из одной кабинки с проигрывателем в глубине помещения, но когда повернулся туда, все кабинки были пусты. Больше никто, казалось, не услышал этот голос, а если и уловил, то никакого особого смысла в словах ни для кого не было.

      Возбужденно пробиваясь сквозь толпу, он вглядывался в пустые лица в надежде вызвать отклик таинственного говоруна. Он думал, что, вероятно, ошибся, что голос вовсе не упоминал Хитлера. Это же вполне легко. Быть может, он неверно истолковал модуляцию. Он так долго не был на родине, что диалекты его путали. Живя за границей, он всегда интерпретировал и упрощал; переводы часто несли в себе приглушенную косвенность. Хоррор напомнил себе, что Хитлер в Англии сейчас – это будет слишком уж натянутое совпадение.

      Но стряхнуть мысль не получалось. Весь день она к нему подкатывалась. В значительной мере – как новое подтверждение веры, она и вызвала к жизни вечерний кавардак.

      В сумраке машины он поискал мазь, наконец отыскал бальзам. Каплю крема он намазал на открытую рану у себя на ноге. От колена и ниже в ноге как будто зажгли костер. В суматохе один еврей в ужасе выкусил у него из ноги кусок плоти так, что обнажилась кость. Хоррор опасался любых укусов, а особенно – человечьих. Животные могут разносить чумку или бешенство, а вот люди передают иные вредные микробы; широко известен факт, что евреи – переносчики и гораздо худшего. Последнее, чего бы он желал, – это чтобы рот еврея касался его тела.

      Он вытянул раненную ногу поперек колен Менга.

      Хитлер в Мидленде?