Фото на развалинах. Светлана Пономарева

плечо. Потом – шарф, соскальзывающий с её шеи. Я ясно представил Наташу рядом с собой. Как мы стоим с ней рядом на территории ТЭЦ.

      Идёт снег, я показываю ей окно, в котором сидел давно-давно, а она смотрит туда и улыбается.

      Потом мысли мои перескочили на Виктора Валентиновича. Принесла же его нелёгкая в нашу школу!.. Наверняка он был большим неудачником. Иначе бы не пошёл в учителя. Учителями работают либо те, кто выбрал эту профессию давным-давно, когда быть педагогом считалось круто, либо те, кто больше нигде не нужен. Очевидно, историк относился ко второму сорту…

      Микроволновка уже щёлкнула и выключилась, в животе у меня бурчало, а голова побаливала…

      – Лесик!

      Музыка прекратилась.

      – Лесь, ты меня не слушаешь совсем. Мог бы сразу сказать, что тебе не до меня.

      – Я слушал, – устало сказал я. – Но уже очень поздно, я вчера всё-таки простыл, и теперь мне фигово. Давай пить чай и спать пойдём.

      Мать раздражённо хлопнула крышкой пианино. Но потом взяла себя в руки и снова улыбнулась:

      – Тогда расскажи мне что-нибудь, пока будем ужинать.

      – Что?

      – О школе, о девочках, о том, что читаешь. Неужели тебе нечего рассказать?

      – В школу я хожу, – сказал я. – Книжки читаю. А девочками не интересуюсь, маленький ещё.

      На кухне откусил кусок пиццы побольше, чтобы ясно было видно – говорить я сейчас не могу.

      – Сы⠃на, почему ты такой злой? – мать закурила, и дым от ментоловой сигареты заполнил пространство между нами, создав ещё одну стену кроме той, которую я постоянно ощущал и без дыма. Курила мать торопясь, причмокивая, очень некрасиво. Как будто девчонка, которая не успевает с переменки на урок.

      Я сосредоточенно жевал.

      – Почему вы все злые, почему? – завелась мать. – Разве я не заслужила хоть чуточку внимания? Вот ты, Лесь, когда я прихожу вечером, ты хотя бы раз поинтересовался, как мои дела? Ты даже из комнаты не выходишь, если не надо дверь открыть. Тебе противно быть со мной?

      Лицо матери стало похожим на античную маску злого героя, сделанную из старой жёлтой бумаги. Только глаза оживляли её да одинокая слеза, проползающая по щеке.

      – Лесь, скажи, я тебе противна? Я задаю тебе простой вопрос, но ты его игнорируешь. Понимаешь, Лесь, ты для меня единственный родной человек, но даже ты не хочешь со мной говорить! Ты ненавидишь меня, да?

      – Пересказать тебе последнюю книжку?

      – Почему, почему мне нужно это терпеть? Почему меня спасли, когда я тонула в детстве? Господи, как мне было бы уже хорошо! Если бы вернуться назад, никого, слышишь, никого из вас не было бы в моей жизни! Я бы родила девочку, она бы научилась играть на пианино, она бы не стыдилась говорить со своей матерью.

      – Последнее, что я читал, была муть о Святом Граале. Толстенная такая книженция, но ничего особенного, – продолжил я спокойно.

      – Почему, почему я не такая, как все? – Мать яростно, нервными движениями смяла сигарету в пепельнице так,