В ритмах звенящего сердца. Amanda Roy

доволен «своими бравыми ребятами – лучшими ублюдками британской армии» и велел всем отдыхать пару часов после обеденной каши.

      Рьяные упражнения на плацу и честная беготня с солдатами в конце-концов позволили ему забыть ночное приключение и, главное, предполагаемые последствия, пока его не нашел Гастон с лаконичной запиской от брата, в которой значилось всего 5 слов: «Ко мне в кабинет! Живо!» Надо же, спасибо, хоть «твою мать» и «долбанный мудак» не приписал, хотя, сквозь выбешенный тон письма, сии эпитеты явно прочитывались.

      Пытаясь удерживать привычный покер-фейс, Генри сглотнул и почувствовал, как, несмотря на жару, неприятный холодок заскользил вдоль позвоночника, сконцентрировавшись в том самом месте, по которому получают заслуженную трепку.

      Ладно. Будь что будет: тянуть тут нечего. Надо пойти и все выяснить, как подобает мужчине и лорду, в конце-то концов. Ну не выпорют же его, в самом деле.

      С такими, не слишком приятными мыслями, Генри оставил роту на сержанта, а сам, оседлав коня, нехотя поехал сдаваться на милость разъяренного братца. Торопиться он, прямо скажем, не собирался. Вот еще! Много чести.

      ***

      Не выпороли. Но, тем не менее, ничего приятного ожидаемо не произошло.

      – Ты безнадежный идиот и мальчишка! – облил его несусветным презрением граф Дерби.

      Генри очень хотелось показать ему средний палец, но он благоразумно сдержался. В этот раз братец действительно был прав. Он идиот! И еще какой!

      – Это не я, – хмм… ну ничего глупее он не мог сморозить сейчас, и лорд Джеймс посмотрел на него так, будто весьма и весьма усомнился в его дееспособности.

      – Ты понимаешь, что твоя чертова жизнь висит сейчас на волоске, братец? Герцог слопает десять таких, как ты, на завтрак, и даже не поморщится. И я, если честно, не смогу ему в этом помешать.

      «А, может, и не захочешь, братец?!»

      – Остынь, Джей, я разберусь с этим, можешь не париться, – он изо всех сил пытался взять себя в руки и выглядеть мужчиной.

      Но… Вот зря он это сказал, потому что следующие десять минут ему пришлось, внимательно рассматривая весьма интересный пейзаж за окном графского кабинета, выслушивать патетично-язвительную тираду о том, какой он неблагодарный сукин сын, бла-бла-бла, и как семья делает все, чтобы ему помочь хоть немного, но всегда наталкивается на его раздолбайство и непроходимый тупизм, бла-бла-бла, и как ему только удается все херить самым непостижимым образом в единый миг, а несчастная его мать, которую он, тварь неблагодарная, нисколечко не жалеет, уже поседела от позора, и перезрелая сестра никак не может выйти замуж, потому что никто нормальный, бла-бла-бла, не хочет родниться с таким ублюдочным придурком, повесой и катастрофическим неудачником. Аминь.

      «Нет, правда что ли?! Это он виной всем мировым катаклизмам? И с чего он вообще решил, что Маргарет перезрела? В девятнадцать-то лет! Вот же графская морда!»

      На самом деле, Генри в этот самый момент реально было не по себе, поскольку он вполне отдавал