Я узнаю себя через века. Агния Баваль

меня. И… Спасибо вам.

      – Скажи, что сейчас стало для тебя яснее? Что это было?

      – Это была зависть. Черная, лютая зависть. И ненависть. И у Николая была еще зависть. Плюс какое-то такое чувство, когда хочется урвать, взять быстрее, пока не отобрали. Это уже ко мне относилась. Все это… Это была месть? Мне?

      – Расплата. Сколько ты, столько и тебе. Но в другой валюте, – Лина снова улыбнулась. – Еще что было?

      Я задумалась. Что-то было еще. Не все сказала. Но это "что-то" никак не ловилось, не ухватывалось. Я играла на столе с фигурками, переставляя, укладывая, приближая, удаляя.

      – Я поняла! Я все это время не любила себя за сделанное! Это я себя наказывала. Хоть я и считала, что права, но угрызения совести были. Если бы я любила себя, не влезла бы в эти отношения дважды. Я бы с первого раза поняла, что ощущение "чужой человек" не просто так в самолете появилось.

      – Так что в итоге? Что ты можешь выделить?

      – Зависть и нелюбовь к себе.

      – Хорошо. Я могу убрать эти программы. Что вместо них должно быть?

      – Что-то другое. Позитивное. Доброе. Любовь к себе. Любовь к ближним. Например. А еще что-то противоположное зависти.

      – Ок. Я тогда меняю эти программы и прописываю новые. Разрешаешь?

      – Хм… Разрешаю. А это как?

      – Это так…

      Лина достаточно тихо монотонным голосом начала проговаривать как заученный стих какую-то длинную словесную конструкцию. Где-то ближе к концу она спросила:

      – Я заменяю программу "Зависть" на программу "Не желать чужого", программу "Не люблю себя" на программу "Знаю, что такое любовь". Согласна?

      – Да.

      В какой-то момент мне стало свободнее дышать. В груди волной разлилось теплое спокойствие.

      Лина посмотрела на мое лицо и сказала:

      – На этом холсте появились краски жизни.

      И тут я почувствовала голод. Если подумать… За эти дни, за эти полторы недели я поела раза три-четыре… Остальное время чай, вода.

      – Я хочу есть.

      – О! Пошли на кухню!

      Она поставила чайник, я оперлась о подоконник, глядя в окно в сторону вокзала.

      – Зеленый?

      – Да.

      Пока Лина заваривала чай, не спеша, промывая и выливая уже заваренный в отдельный чайник, я еще раз вернулась к недавно пережитому.

      Эмоции эмоциями. Не скажу, что зашкаливали, но поднялись очень ощутимо. Та же нелюбовь к себе. Вот что это? Самонаказание? Очень похоже. Самобичевание, умерщвление плоти. Бррр. Сразу вериги нарисовались перед глазами, власяница, плети – вся атрибутика из музея при монастыре. Но ровно так же можно и мозг свой подвергать пыткам. А уж он-то дальше сам отыграется на всех остальных. И на настроении, и на эмоциях, и на физических ощущениях. Скажешь себе, что права на что-то не имеешь, и дальше включается цепочка ограничений: ага, раз не имеешь право на это, то и на это тоже, и как следствие вот на это и это. И так смотришь, уже лес густой стоит. Решила ж… когда только… наверное, в начале института, что не судьба мне нравиться интересным парням, красивым, что не с моей внешностью претендовать на тех, которые на голову выше остальных.