Картины на выставке. Дон Нигро

раз, когда я говорила, что не смогу позировать в выбранное им время. Раньше он назначал время, как ему того хотелось. Воспринимал мое согласие, как должное. А теперь я иной раз занята, с тобой, и он это принимает. Никогда не задает вопросов, но я знаю, что его это тревожит.

      ДЖОАННА. По-твоему, он верит, что ты спишь с другим художником?

      БЕАТРИС. Я не знаю, что он думает. Почему бы тебе не спросить?

      ДЖОАННА. Едва ли это та тема, которую мы с мужем можем обсудить.

      БЕАТРИС. Мне кажется, вы с мужем вообще мало что обсуждаете.

      ДЖОАННА. Это правда. Наши отношения, по большей части, бессловные.

      БЕАТРИС. В отличие от наших с тобой.

      ДЖОАННА. Нет. Наши отношения одновременно бессловные и словесные. Иногда мы используем рты, иногда – нет. Мы говорим обо всем. За исключением, естественно, самого главного. Об этом мы не говорим.

      БЕАТРИС. Почему мы не говорим?

      ДЖОАННА. Потому что ты не хочешь сказать, а я не хочу знать.

      БЕАТРИС. Не думаю, что теперь это самое важное. Было, возможно, в самом начале, но теперь нет. Теперь, думаю, самое важно то, что ты не хочешь мне сказать, а я не хочу знать.

      ДЖОАННА. Учитывая обстоятельства, просто удивительно, что мы с тобой нашли о чем поговорить, и нашли много чего, учитывая, что мы столько не хотим знать.

      БЕАТРИС. Ты изменила свою философию живописи? Я хочу сказать, теперь, когда ты рисуешь меня вместо коробок, овалов и шагающих цифр?

      ДЖОАННА. Не было у меня философии живописи. Она для тех болванов, которые не умеют рисовать. Я просто делаю то, что правильно.

      БЕАТРИС. И это не для болванов?

      ДЖОАННА. Это для болванов, которые УМЕЮТ рисовать.

      БЕАТРИС. Мне нравится позировать тебе. Мне нравится ощущение, которое возникает, когда ты смотришь на меня. Знаешь, во второй половине дня я должна быть в студии твоего мужа. Но мне здесь так хорошо, что я совершенно об этом забыла.

      ДЖОАННА. Какое совпадение. Мы с мужем собирались встретиться за ланчем, то есть я тоже его продинамила.

      БЕАТРИС. Какие мы ужасные. Он такой милый человек.

      ДЖОАННА. Да, но ему придется к этому привыкать, правда? Я хочу сказать, это, в конце концов, искусство.

      БЕАТРИС. Да. Его красота. Как только она захватывает тебя, ничего другому места не остается. Нет ничего сравнимого с этой красотой.

      ДЖОАННА. Это правда. Знаешь, ты становишься все больше похожа на меня.

      БЕАТРИС. Я так не думаю. Это ты становишься все больше похожа на меня.

      ДЖОАННА. Одно или второе. Может, и то и другое разом. А может, ты и я становимся все больше похоже на ту девушку в зеркале. Ты думаешь, моему мужу со временем станет труднее различать нас?

      БЕАТРИС. Я думаю, он узнает.

      ДЖОАННА. И как он узнает?

      БЕАТРИС. Потому что я стану той, кого не окажется на месте, когда ему понадобится натурщица. А ты станешь той, кого не окажется на месте, когда ему понадобится жена.

      ДЖОАННА. Понимаю. Что ж, это хорошо. Это хорошо, правда?