Святая Русь. Алёна Береза

ну ладно! Живи с миром! Пошли, Гозар!

      Гости ушли.

      Жена вышла из комнаты с совершенно белым лицом, сказала севшим голосом:

      – Они нас убьют! – неожиданно заплакала.

      Левон глухо молчал и пил виноградную домашнюю чачу, оставленную ему, как наследство от матери.

      Гроб с мертвой свекровью стоял в большой комнате, защищенный темнотой, как саваном, укрывающей ее от всех угроз раненого, издыхающего мира.

      Жена подумала, глядя на гроб: «Наступили времена, когда живые позавидуют мертвым».

      На улице по-восточному тонко пахло жареным кофе, инжировым вареньем.

      Она вышла во двор, села на голубую скамеечку под старую айву, росшей в центре двора, и задумалась: «Хорошо с Левоном жили. Дочь вырастили. Все нажили: квартиру, машину, дачу. Жалел меня, любил. А теперь – враз ничего нет! Эти мерзавцы! Что они с ним сделали? Совсем другой человек стал, сильно пьет, молчит, как зверь стал. Скоро глаза такие страшные у него станут, как у тех негодяев! Что мне делать?» – она горько заплакала над своей разбитой жизнью, вытерла слезы и решила после похорон уйти от мужа, уехать к себе на родину в Красноярск.

      В доме, за столом сидел Левон, пил чачу и ничего не видел. Он бормотал:

      – Родину надо защищать! Родина в опасности! Надо быть твердым! Час настанет, Час…

      Он уронил тяжелую голову на стол и захрапел.

      На улице поднялся ветер. Откуда – то прилетела ворона, села на старую айву посредине двора.

      – Кар – кар! – раздалось на весь двор.

      Марина Петровна зябко поежилась, встала и медленно пошла в дом, где ее никто не ждал.

      Прошло два года.

      Жена из прежней очаровательной женщины превратилась в усталую немолодую особу, а Левон остался горьким пьяницей. Марина Петровна ездит на зиму в Красноярск, а лето проводит на своей одичавшей даче около города Сочи; в их с Левоном квартире почти не бывает, и не знает, разводиться ей с Левоном или нет.

      Неужели вовек не вернется прежнее благополучие?

      На вокзале

      Рассказ

      1887 год. Екатериндаръ. Конец октября.

      Казак Ерофей сидел в жарко натопленной комнате в нагольном тулупе. Пот лил с него ручьем, но Ерофей и не думал снимать полушубок.

      – Пар костей не ломит, – сказал сам себе Ерофей».

      – Вишь, как натоплено, как в бане! Вот и славно! Вот и прогрелся, все нутро прогрел, а то давече прозяб, аж заиндевел весь, вот и отогрелся.

      Ерофей махом выпил стопку водки и налил еще.

      2016 г. Краснодар. Конец октября.

      Казачий взвод важно стоял на входе железнодорожного вокзала г. Краснодара.

      Казаки были разные, и видные, высокие, стройные молодые люди, и совсем юные подростки, никак не соответствующие виду настоящего казака.

      На улице было холодно, и казаки взошли в маленькую боковую комнатку вокзала.

      – Чем отличаются нынешние казаки от старых? – задал вопрос тщедушный, юный казачонок, энергично размешивающий сахар в стакане чая.

      – А ничем, – ответил ему самый взрослый из взвода