Магия в крови. Илья Новак

старик один, господин из города, и барышня молодая, внучка евонная.

      – Ух ты! – сказал вагант. – А у барышни волосы не светлые ли?

      – Ага, милок. Беленькие такие.

      Толстяк крякнул и затопал к дому.

      – Вач! – позвал Бреси, но хозяйка сказала:

      – А и пусть идет, пусть. Все одно вам в дом заходить. Берите пожитки свои, если есть. Сейчас брат мой выйдет, лошадь распряжет.

      Дук только успел взять котомку, как Вач вылетел из дверей и проревел:

      – Где? Женщина, старик! Где?!

      Все трое заспешили к нему.

      – Да что ж такое? – удивилась хозяйка. – Милок, что это с товарищем твоим?

      – Где они?! – неистовствовал Вач.

      – Он постояльцев твоих повидать хочет, – пояснил Бреси на ходу. – Мы… Мы вроде как знакомы с ними. Ну, не совсем…

      – Да спят они, – объяснила хозяйка Вачу, проходя мимо него в дом. – Что ты разбушевался-то, милый? Устали с дороги, поели – и спать пошли в свои комнаты.

      Вач устремился было к дверям, что вели во вторую половину дома, но Бреси вцепился в его локоть.

      – Друган, да погоди ты! Ты что делаешь? Ежели они спят – так и пусть себе спят. – Он заскользил подошвами по деревянному полу, пытаясь остановить толстяка. – Ты пойми, они же господа, богачи, не бродяги какие! Кабан, ты что, собираешься ночью к молодой барышне в комнату сунуться? Она ж тебя и не видела никогда. Спужается и прогонит, и в слуги к себе не возьмет…

      Доводы эти дошли до рассудка Вача, уже когда он грудью распахнул дверь. Толстяк замер, приоткрыв рот, и на лице его отразилось мучительное раздумье.

      – До утра надо подождать, – добавил вагант, пытаясь увести его обратно. – Теперь-то они от нас никуда не денутся. Утром встанут, и мы встанем, и я им все разобъясню.

      Вач постоял, затем сказал:

      – Утро?

      – Ну да, ну да. Давай, пошли.

      Из кухни появился хозяин, одетый, как и его сестра, в мешковатую одежу с длинными рукавами. На голове была шапка с меховыми отворотами, сейчас опущенными и завязанными двумя веревочками под подбородком – так что виднелся лишь овал морщинистого лица да нос-картошка. И еще – край раны на левой щеке.

      – Иди лошадь распряги, – сказала ему женщина. – Видишь, сколько гостей у нас.

      Когда хозяин вышел, она добавила, обращаясь к рассаживающимся за столом путникам:

      – Он молчаливый у меня совсем. За день может и слова не сказать, только кивает или руками машет, не удивляйтеся.

      – Рана на щеке у него, – подал голос Дук. – Что случилось-то?

      Женщина расставила на столе тарелки, принесла чугунок с похлебкой, чашки и краюху хлеба.

      – На сук напоролся в лесу, – пояснила она. – Коза у нас с привязи сорвалась, он за ей погнался да и… Сильно как – я думала, все, помрет мой брательник. А после лекарь как раз мимо проезжал, так сказал, что рану заматывать нельзя, чтоб, значит, ее свежий ветер овевал – тогда, мол, быстрее затянется.

      Бард Бреси возразил, разламывая хлеб:

      – Это вам глупый какой-то лекарь попался. Рану промыть надо да завязать. А если ее свежий ветер беспрерывно