Вторая жизнь. Евгения Евгеньевна Дикова

ымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

      Глава 1. Потери и перемены

      Лиля вышла на улицу с гудящей от духоты головой, слезами на глазах и трясущимися руками. «И зачем я вообще пошла в церковь?» – мысленно корила она себя, спускаясь по ступеням. Ближе к мужу ей оказаться не удалось ни на миг, обрести душевное спокойствие тоже, а вот наслушаться пришлось такого, будто не в храме оказалась она, а на рынке в базарный день. Местные старушки, включая служительниц церкви, казалось, только и искали повода, чтобы осудить ее за все – не так стоит, не в то одета, да еще и смеет вопросы задавать о том, куда свечку поставить и как поминовение заказать. Создавалось ощущение, что именно здесь, в месте, где люди просто должны излучать смирение и любовь к ближнему, наперекор всему собрались высокомерные, обладающие наибольшей гордыней люди.

      На душе было тяжело, впрочем, как и весь последний год, а сегодня особенно. Сегодня была годовщина гибели ее мужа, которого ей безумно не хватало все это время и к которому она не может сейчас даже прийти на могилу, слишком далеко эта могила находится.

      Лиля посмотрела на часы – четверть четвертого, времени до ужина, который приготовила еще утром, вполне достаточно, сын с бабушкой после обеда отправились в музей истории трамвая и троллейбуса, а у самой Лили сегодня был выходной. Спешить было некуда, и она, оставив позади Кремль, не остановившись ни на минуту, как это было обычно, почти пробежала, также не замечая ничего вокруг, по Рождественской и вышла наконец на Нижневолжскую набережную. Здесь, у воды, ей обычно становилось если не легче, то, по крайней мере, немного спокойнее, а спокойствие ей ой как необходимо. Сын подрос, многое уже замечает, понимает, чувствует, и все ее перепады настроения, и тем более слезы, отражаются на ребенке. Присев на лавочку рядом с небольшим кустиком шиповника (почему-то именно она была ее любимая), Лиля, глядя в небо, мысленно перебирала события последнего года, словно пытаясь рассказать мужу о том, что происходило с ними за это время. Триста шестьдесят пять дней без него. Триста шестьдесят пять дней беспросветной тоски, где единственным лучиком света, не дававшим ей окончательно погрузиться в беспросветную темноту отчаяния, был Костик, ее сын, их с Николаем сын. Именно ради него она готова, стиснув зубы, жить дальше, улыбаться, глядя в его не по-детски серьезные серые глаза, такие же, как и у его отца.

      В памяти Лили вновь, в который раз, возникла картина из ее счастливого и безмятежного прошлого. Она с только что принесенным к ней в послеродовую палату сыном Костиком на руках разговаривает по мобильному телефону с мужем. Муж с полубезумным от счастья видом прыгает, пытаясь разглядеть младенца, будто можно что-то увидеть через окно второго этажа. Потом выписка, на которую муж притаскивает весьма специфического вида игрушечного кота.

      – Почему именно кот? – смеясь, удивляется Лиля.

      – Не знаю, – улыбаясь, пожимает плечами Николай, – наверное, потому что сын – Костик.

      Лиля удивленно смотрит на него, а Николай поясняет:

      – Костик-котик, похоже.

      – Признайся, ты это только что придумал! – снова смеется счастливая Лиля, и муж кивает, добавив, что этот котяра просто каким-то необъяснимым образом ему так понравился, что он просто не мог уйти из магазина, куда ходил покупать конверт для выписки, не купив этого зверя. Этот кот впоследствии стал любимым и у Костика, они везли его с собой как талисман и память об отце и муже, с легкостью заменив в чемодане часть нужных вещей на эту дорогую сердцу игрушку, а Костик до сих пор спит с Барсиком – так когда-то нарек этого кота Николай.

      Лиля смотрела на рябь, прошедшую по воде от проплывшего мимо катера, и снова уплывала на волнах воспоминаний. Вот Костику года полтора, отец и сын дома с упоением строят из кубиков гараж для машинок, а потом Николай расставляет вдоль выложенных из старых обоев дорог какие-то дорожные знаки – не поленился же вырезать их из правил дорожного движения, наклеить на картон да на шпажках прикрепить к крышкам от пластиковых бутылок, чтоб стояли.

      – Ему ж еще рано! – смеется Лиля.

      – Ничего, пусть с детства правила учит! – улыбается в ответ Николай и, обращаясь к сыну, говорит: – Покажи, где у нас пешеходный переход.

      И Костик свои маленькие ручки уверенно тянет в сторону названного знака. А к двум с половиной годам сын, к Лилиному удивлению, уже знает почти три десятка различных марок машин, узнает их на улицах и картинках, а иногда, поражая маму, указывает на нарушителей ПДД, отмечая то один автомобиль, проехавший на красный свет, то другой, пересекший сплошную линию.

      Вообще, Николай был замечательным отцом, и Лиле порой не верилось самой, что так бывает: он читал сыну сказки на ночь и учил с ним буквы, гулял и учил кататься на трехколесном велосипеде, рассказывал обо всем, что знал сам, словно предчувствуя что-то и пытаясь за тот короткий период, что ему дано провести на земле вместе с сыном, дать ему максимум того, что в его силах.

      А потом случился майдан. И Николай присоединился к ополчению, вопреки